Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Странная любовь

Вот представляешь, причалил ты к какому-нибудь берегу, оставил там детей, жену, мужа, еще что-то. И опять ушел. А потом, через несколько лет, причалил – а они тебя ждали, радуются, плачут. Спрашивают: «Где же ты был так долго, капитан?» А ты только улыбаешься и говоришь: «Могу с вами два вечера провести, постараюсь всё рассказать. А потом снова уйду! Ветер зовет, я пойду за ним!» И они все, открыв рот, смотрят и ловят каждое слово. Проходит два дня, и ты снова восходишь на свой корабль, раздуваешь паруса, встаешь за штурвал и плывешь… Один остров скрылся, другой. Как же хорошо! Что, интересно, для этого надо? А?»

День наступил, становилось жарко. Николай по-прежнему продолжал валяться в кровати, видимо, спал. У высокопоставленных вельмож это было в обычае. Но я всё-таки решила пойти разбудить его. Попросила сделать ему кофию: крепкого, ароматного. Но не стала относить его сама: пусть это делают слуги.

Я зашла к нему, накинув на плечи легкий плед. Он лежал на животе, беспокойно ворочаясь, руки разметались, волосы прилипли, на лбу выступили капельки пота. Возможно, ему что-то снилось. Я подошла, убрала волосы, промокнула лоб краешком платка. Он открыл глаза и сказал:

– Здравствуй, Наташа.

– Привет! – ответила я. – Ну как ты? Выспался?

– Да-а-а… знаешь, мне снилась ты. И наша ночь как будто продолжалась. Иди ко мне, – вытянул он руки.

Я поежилась и поплотнее завернулась в плед.

– Ну что же ты? Ведь мы больше не играем. Наигрались от души. Иди ко мне, мне хочется нежности.

– Нежности?

Я тихонечко села на кровать.

– Нежности… Ах, вот ты какой! Ты, оказывается, хороший, – улыбнулась я.

– Самый обычный… Я не обижаюсь на твои слова, Наташа, просто сейчас хочется нежности. Иди ко мне.

Я не смогла воспротивиться. Легла, прижалась к нему крепко-крепко. Он гладил меня по плечам, по спине. Ничего не говорил, никаких комплиментов. Мы просто тихо лежали рядом. Но я знала, о чём он думает. Николай как будто заранее прощался со мной, словно ему было мало времени, отведенного нам в этом коротком путешествии. Он всё понимал, да и я – тоже. Потому и не мешала. Он старался запомнить каждую черточку, каждый волосок на моем теле, каждую ямку, каждую родинку – всё. Он не покрывал мое тело поцелуями, просто старался запомнить меня такой, какой представлял, какой хотел видеть. Он всё понимал, и я была ему за это благодарна. Он продолжал меня гладить, и я ему позволяла. Но потом ему это наскучило, он вскочил и сказал:

– Ну, хватит сантиментов. Всё! Достаточно! Надо привыкать к тому, что мы высокородные молодые люди. И негоже нам сопли распускать: мы имеем право на большее. Ты, наверное, заслуживаешь лучшего мужа, и он у тебя, думаю, вскорости появится. А я достоин лучшей жены: более спокойной, тихой и услужливой, – он вздохнул. – Я знаю, знаю, можешь ничего не говорить. Я жалею лишь об одном: что поздно встретил тебя, что не успел в этой жизни сделать ничего такого, за что мне сверху дали бы роскошный подарок – в виде твоей любви ко мне.

Нам оставалось находиться в пути совсем немного, около недели. Это время мы провели чинно и благородно. Он был услужливым, галантным кавалером. Я вела себя как высокородная дама, надевала платья, которыми он меня одаривал, каждый день меняла драгоценности, носила высокие прически, и речь моя текла как чистый ручей.

Да, время от времени мы были близки, но связь уже не была такой игривой и яркой. Но она случалась, потому что мы были вдвоем, он мужчина, а я женщина, молодые и привлекательные. Мы с ним оба как будто что-то поняли в тот день, когда он пытался запомнить каждую ямку, каждый волосок на моем теле. Мы словно приняли эту неизбежность и знали, что от нее никуда не деться. Как будто покорились, подчинились судьбе, которая шептала, что нам не суждено остаться вместе, не суждено век наслаждаться друг другом.

Страсти наши поутихли. Я всё чаще перебирала письма юной королевы, которые папенька любезно передал мне вместе с дневником. Я всегда улыбалась, вспоминая о папеньке и держа в руках эти письма. Снова и снова вчитывалась во французские фразы, вспоминая певучий язык. Выговаривала редкие, необычные слова, тренировалась, старалась произносить их без запинок. Моим помощником в этих занятиях иногда становился Николай. Он сидел напротив, и мы разыгрывали шутливые сценки. Например, я услужливо кланялась ему, учась опускаться в реверансе как можно ниже. По этикету, когда королева будет подавать мне руку, нужно присесть так, чтобы ее силуэт выглядел намного выше и стройнее, чем мой. Николай напоминал мне о каких-то давно забытых вещах… Например, как правильно держать веер. Или правильно складывать руки, когда они спокойно лежат поверх юбки. Я совсем позабыла о таких тонкостях. Ах, мой милый, мой хороший, нестрогий мой учитель! Он был так похож на меня, так близок и далек одновременно. Я была благодарна ему за всё. Мне не было с ним скучно ни одной минуты. Я раскрепостилась в общении с ним настолько, что рассказала некоторые семейные секретики, совсем небольшие, и мы весело хохотали, например, над тем, как напыщенно ведет себя граф, когда появляется в обществе. Я даже немного рассказала ему о Федьке. Он всё время удивленно вскидывал брови и говорил: