Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Странная любовь

Я тихонько встала, собрала разбросанные вещи и поспешила в свою каюту. Там велела налить себе ванну. Купалась я очень долго, вспоминая и анализируя минувшую ночь. Не могу сказать, что младший Шереметьев был более искусным любовником, чем мой Федя, нет. Может быть, даже чуть похуже… Ну как вам объяснить? Ростом, что ли, не вышел… Смешно, но было в нём что-то такое, чего и в помине не было ни у одного из моих кавалеров. Какой-то умопомрачительный задор, особенный дух! Я практически не спала этой ночью, пребывая в какой-то полудреме. Даже когда он заснул, всё разглядывала его, убирала волосы со лба, как будто хотела запомнить каждую его черточку. И ушла с первыми лучами солнца. Я запомнила этот образ, он навсегда отпечатался в мозгу. Да, таких как он больше не было! «Папочка, ты сделал мне поистине неоценимый подарок!»

Я сладко потянулась и решила больше не ложиться. Посмотрев в окно, увидела, что солнце только начало окрашивать воду в розовый цвет. Я придумала полюбоваться рассветом. Выскользнув на палубу, зябко передернула плечами: было достаточно прохладно. Мокрые волосы шевелил прохладный ветерок, и мне захотелось во что-нибудь закутаться. Я попросила принести шаль, плед и горячего шоколада с добавлением сахара, молока и специй.

Удобно устроившись в глубоком кресле, я завернулась в шаль, а ноги укрыла пледом. И стала тихо наблюдать, как восходит солнце. Плавный ход корабля укачивал меня, вода чуть слышно плескалась о борта. Вставало солнце, большое и красное. Я обеими руками сжимала чашку с горячим напитком и была абсолютно счастлива. В эти редкие минуты я не думала ни о Федоре, ни о доме, ни о предстоящих событиях. Я просто смотрела на диск светила, поднимающийся над волнами. Смотрела на воду, которая окрашивалась в бледно-розовые тона, и думала о совершенно удивительных вещах. Я думала, что и без любви можно быть счастливой. Думала, что не все струны моей души тянутся обратно к дому. И если это одномоментно оборвать прямо здесь, то, наверное, можно будет добиться чего-то другого. Я думала, что радость насыщения жизнью заключается не только в соитии мужчины с женщиной. Это не так уж важно! Каждая клеточка души ощущала, что есть гораздо более глубокое взаимопонимание, более высокие чувства. А страсть, привязанности только сковывают. По сути, это плен, болезнь, зависимость – и от всего этого следует избавляться.

Я сидела и думала: чтобы почувствовать себя по-настоящему свободной, с сильными крыльями за спиной, ты должна избавиться от всего, что давит на тебя сверху. От сводов твоего дома, который стал темницей, от домочадцев, которые обрыдли тебе та-а-ак, что нет больше сил… Ты выбираешься из дома, делаешь глоток свободы и снова возвращаешься, чтобы упасть на колени и служить этому величественному каменному строению. Я подумала: чтобы быть по-настоящему вольной, надо распахнуть грудь навстречу теплому южному ветру, и тогда ты сможешь обрести свободу, и ничегошеньки не будет тянуть тебя обратно.

Я поняла: сладкая, страстная ночь может быть и без любви. Мысли могут быть легкими и приятными. Слёзы могут быть прозрачными, как алмазы. И у твоих ног будет сидеть тот, кто готов схватить их в ладони как самое драгоценное, что он когда-либо держал.

Я думала о том, что папенька, который так далеко, сейчас сидит и радостно потирает ладошки. Он ведь так услужливо позаботился о небольшом адюльтере для меня. И ему не важно, что я за несколько сот верст. И он не беспокоится за меня, не призывает вернуться и заняться чем-то противным для моего естества и сознания. А наоборот, отпустил и радуется… и надеется на продолжение.

Я думала, что Федор сейчас со всей суровостью допытывается у моих отцов: «Где же моя женушка?! Куда вы ее подевали?» И от этих мыслей меня снова посетила улыбка: «Пусть, пусть они все меня потеряют! Пусть не смогут меня найти месяцы… или годы». Но я уже знала, что этих лет не будет, не будет никаких годов и месяцев. Я знала, что всё это быстро пройдет, закончится. И мы с Николаем не сможем остаться вместе, нам с ним будет очень тяжело. Хотя…

Солнце вставало всё выше и выше и из красного начало превращаться в золотое. Становилось теплее, я снимала с себя одно покрывало за другим, пока не осталась лишь в тоненькой рубашке. Подошла к борту, взялась за него обеими руками, подставила лицо ветру. «Боже мой! Как хорошо! Что бы такого сделать, чтобы это никогда не кончалось?» Я не вспоминала ни Федора, ни Николая и уже забыла думать о минувшей ночи. Я мечтала только о том, как бы всегда вот так стоять на палубе – и чтобы ветер в лицо. «И ничего больше не надо: ни лошадей моих, ни дворцов – не хочу! Всё это темница, она стесняет меня. Я хочу стоять на палубе и плыть вперед. Чтобы сзади нагоняло, надувало паруса, и ветер нес мне новые удивительные свершения. И так – всю жизнь! А можно ли всю жизнь провести в море и ни к одному берегу ни разу не причалить? Нет, придется: воды, еды набрать… Ну, можно взять с собой кого-то, чтобы не скучно было. Надоест – высадить. И жить вот так: никому не принадлежать, себе только, чтобы все за счастье считали…