Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Странная любовь

Проклятье! Ему удалось схватиться именно за то место, где была намотана та треклятая нитка жемчуга. Она тут же порвалась и рассыпалась, чем выдала, что я всё же польстилась на его подарки. Это был прова-а-ал! Бусины падали и катались по полу, приведя нас в состояние легкого ступора. Как только последняя остановилась, он спросил:

– Камзольчик-то не великоват?

– Нет.

– И как ты после потного мужика вот это надеть осмелилась? – Он брезгливо ухватил двумя пальцами край камзола.

– Он чистенький, граф. Но даже если бы это было не так, я бы пережила ради такого случая. Ничего страшного, я потом помоюсь, а вот видеть ваше лицо, ваши резкие движения в гневе – это бесценно! Можно только ради этого три потные мужицкие фуфайки надеть.

Он улыбнулся, глаза потеплели и заискрились.

– Ва-банк пойти решила, сестренка?

– Да, братик, не всё же тебе шах и мат ставить. Разочек и мне можно.

– Ла-а-адно, принимается!

– Ну, коли принимается – запишите. А я что-то утомилась… Вы же покинули меня, а Стани́слав-то остался. Я и подумала: «Ну что он без толку валяется?» И воспользовалась. И, если честно, мне после всего хорошо бы ва-а-анну принять да поспать, – томно сказала я. – Потому что Стани́слав-то хоро-о-ош! Ой, как хоро-о-о-ш! Вам бы у него поучиться.

Кулаки его сжались.

– Так ты, зараза?.. Не может быть!

– Может-может! Идите, спросите у Стани́слава, граф.

Я вышла, а он остался. Не побежал. Не умолял. Пальцем меня не тронул. Ни один волос с моей головы не упал. «Вот это да-а-а… Вот это выдержка! Федьке бы у него поучиться! Вот это мужик! Здорово!»

Придя в свою каюту, я одним движением скинула всё, что лежало на кровати, вниз, превратив роскошные наряды в кучу разноцветного тряпья. Сверху высыпала всё, что стояло в коробках, все драгоценности. Были там, конечно, уникальные, великолепные вещи. «Ну и ладно, потом посмотрю!» Одним движением скинула камзол и рубаху, с облегчением избавилась от своего маскарадного наряда. Мыться, если честно, уже не было сил, но я не смогла иначе. Дождалась, пока принесут горячей воды, наскоро ополоснулась и плюхнулась в кровать. «Сейчас – спать! Я так устала от этих впечатлений! Он за короткое время сто-о-олько мне их дал, что у него еще учиться и учиться! Но я обязательно что-нибудь перейму».

Я закрывала глаза, погружаясь в сон. Губы мои улыбались, душа была спокойна. Прежде чем заснуть, я очень плотно зашторила окна, чтобы, когда солнце встанет, оно меня ни в коем случае не разбудило. Не готова я была просыпаться очень рано.

Не знаю, сколько я находилась в царстве Морфея, но, открыв глаза и отдернув тяжелые занавеси, увидела вокруг темноту. Я по-прежнему была одна. Встав, зажгла несколько лампадок. Комната озарилась их тусклым светом. И я увидела на горе вещей сложенный вчетверо листок бумаги, где знакомым мелким почерком было написано лишь несколько слов: «Жду тебя в банях».

– В банях он меня ждет, – буркнула я. – Ну и пусть! Никуда я не пойду, дальше спать буду.

Легла… накрылась. Снова вскочила, проклиная всё и вся, зашторила занавеси. Лежу. Сна ни в одном глазу. Правый бок… левый… живот… спина… не могу уснуть! В ноги подушку, на ноги подушку… Ничего не получается: лежу, смотрю в потолок.

– Не пойду к нему, пусть сам идет!

Душно. Занавески открыла… закрыла. Жарко, снова открыла. Вскочила. «Пойду, попрошу горячего чаю с молоком. Быть может, так быстрее усну? Одеться надо. Платье, что ли, дареное надеть? Нет-нет, нет! Гнать эти мысли от себя! Гнать! Гнать! Платье, потом бани, потом – без платья… Нет! Надену рубашку и халат».

Шаг за шагом ступая по коридорам, я вдыхала приятный морской воздух, он даже ночью становился всё теплее. Села в гостиной, позвонила в колокольчик. Раз звоню, два – никого. «То проходу нет от этих оглоедов: „Барышня, барышня! Чего вам? Чаю? Кофею? Что вы хотите? Одеться? Конфетку?“ – Тьфу! А тут сижу, названиваю – и никого. Все как будто повымерли. Ни одной живой души. Рука устала телепать этот проклятый колокольчик. Никого! Специально, гад, издевается! Видать, всех отправил да сказал им, чтобы, если барышня чего хотеть будет, ни на одну ее просьбу не откликались, не прислуживали».

– Эх, – вздохнула я, – ну что же мне делать? Что придумать?

Вокруг темно, одна тусклая свечка в углу горит. Схватила ее и пошла искать кухню, вспоминая, где она здесь находится. И вдруг услышала свое имя:

– Ната-а-аша-а-а! После мужицкого костюма помыться не хочешь? Обещаю, я тебя пальцем не трону, можешь за свою честь не волноваться, – его тон был насмешлив, и мне захотелось ответить тем же.