Сергей Носачев - По ту сторону листа

Он растирал руками лицо, виски, бил себя по щекам, но мысли все роились, обгоняли одна другую. Ответа не было. «Все из-за Иры. Я никогда не был влюблен. Или был? Не уверен… Может, дело в этом? Подарок природы? Казус? Теперь я – «знающая молодость, могущая старость». Ира… Никогда не влюблялся. Дело в этом. Что-то переменилось. Но что толку? Я-то знаю, что будет, когда все пройдет. А все обязательно пройдет. Так всегда. И начнется то же самое. Или нет? Может, так будет всегда. Любовь… Это должно быть что-то общее, наверное. Для двоих. И что? Еще раз повторить пройденное? «…Через Север, через Юг. Возвращайся, сделав круг…» Вот я и вернулся. Что дальше? Снова поверить в бессмертие, снова узнать, что его нет, и готовиться к смерти. Стать немощным, слабым в кругу других людей. Я младше своих детей, и больше не смогу их видеть, сажать внуков себе на колени. Все с нуля, как будто ничего и не было. Но ведь было! Было и есть!»

Он сидел до глубокой ночи. Уголек сигареты, периодически разгораясь, освещал лицо Николая. Комната утопала в дымных метаморфозах, выхваченных из мрака холодным светом луны и фонарей. Тишина. Сердце бешено билось, подгоняя и путая мысли.

Распрощаться с молодостью? А что он терял? Иру. И лет пятьдесят жизни. Чего бы ему хотелось? Еще пожить? Он уже достаточно прожил. Молодость тем и прекрасна, что ее не вернуть. Второй раз она может быть тягостней и скучнее. «Все было впервые и вновь…» Ему захотелось забраться в свою старческую немощность, укрыться ею, как пледом – от новых возможностей, от бешеных устремлений, приведущих его рано или поздно к тому же самому. «Да и что я стану делать? Вся прошлая жизнь станет фильмом, в котором я исполнил главную роль и был единственным зрителем. Все станет нереально. Больше не будет семьи и знакомых». Коля вдруг с ностальгией подумал о своем столе, заваленном бумагами, о «бабульках». Даже это – часть его, разве можно резать себя на куски не известно для чего? Поигрались и хватит.

Ему захотелось последний раз взять Иру за руку, почувствовать ее дыхание, ее запах.

Коля поднялся. Печально скрипнули диван и половицы, сервант испуганно дрогнул стеклами. Юноша разделся и натянул «костюм». Только лицо оставалось молодым. Он пообещал себе больше никогда не снимать костюм, что бы ни случилось. Глубоко внутри он точно знал, что больше и не получится.

Он надел темно-синюю тройку, в которой женился второй раз, и новые туфли. Улыбнулся отражению. «Как слюнявчик», – подумал он, глядя на свисающее с шеи «лицо», и усмехнулся. В комнате на столе лежал новый паспорт. Он, на автомате, убрал его во внутренний карман пиджака, затем снова вернулся к зеркалу.

Кожа на руках была прозрачной, в пятнах, похожей на лист бумаги, залитой чаем, а щеки остались упругими, розовыми. На них не было сосудистых звездочек. Не было темных мешков под глазами, морщин, седины. Расставаться с этим совсем не хотелось. Не хотелось расставаться с Ирой. Разве сможет он теперь сломя голову нестись по парку? Нет. Никаких лестниц – лифт, ни алкоголя, ни танцев – покой и лекарства. От волнения щемило в груди. Он сделал глубокий вдох и натянул «костюм» до конца.

Едва кожа сошлась на затылке, у Н.П. схватило сердце. Держась за грудь, он подошел к телефону, снял трубку и два раза резко крутанул диск.

– Алло, – задыхаясь прохрипел он. – Боль-ша-я… Фи-лев-ска-я… де-сять… кор-пус… один… квар…тира…сто семь-десят пять. Один. Семь. Пять. Ско-ее! – он пытался говорить как можно четче.

Боль сдавила грудь. Дышать не получалось. Он хватал ртом воздух, но тот застревал в горле. Он упал на колени. От страха сердце бешено заколотилось. Н.П. чувствовал, как старая кожа пристала к лицу. Она больше не хотела быть «костюмом», она приживалась. Лицо горело, как будто свежую рану поливали спиртом. Н.П. видел свое отражение, искаженное гримасой близкого конца. Открытый рот с вываливающимся языком, капающая слюна, слезы из глаз и руки, раздирающие грудь.

Н.П. схватил себя за щеки и стал срывать «костюм». Он не думал, что может умереть так страшно. Это должна была быть тихая смерть во сне, или мгновенная от очередного инсульта. Но не так! Слева кожа не поддавалась. Справа она не успела прижиться, и он вырывал ее кусками. Он сдирал ее с головы и шеи – пол-лица были снова молоды, – но легче не становилось. Сердце все больше сдавливала незримая сила, словно кто-то пытался выяснить, как долго Н.П. сможет терпеть.

13

– Ты когда-нибудь такое видел? – молодой санитар склонился над телом Н.П. Его напарник невозмутимо гулял по квартире, дымя сигаретой, равнодушно разглядывал фотографии на стенах. Он влез в сервант, поднял перевернутое фото жены, скривил рот и снова положил его лицом вниз. Рядом лежала красивая зажигалка. Он оглянулся на товарища. Тот продолжал осматривать тело.