Дмитрий Ардшин - У. Рассказы и повести

Колдун негромко возмущался, похлопывая себя по ляжкам, причмокивая, взмахивая руками. Но не ушел. Сошлись на тройном тарифе.

Медленно пересчитав деньги, колдун спрятал их во внутреннем кармане засаленного пиджака, надул щеки, схватил за ручку потертый саквояж, который тихо звякнул, и потащился с ним в уборную, вздыхая и что-то бурча.

– Ждите, – сказал он и закрылся на щеколду.

Грибоедов вернулся в комнату, заметался по ней. Потом выскочил в коридор. Там стал кружиться. Опять нырнул в комнату. И все слушал, прислушивался. Было тихо-тихо. Наверно, колдун перекрыл воду и теперь ворожит, зачищает.

– Как это глупо, – обхватив голову, простонал Грибоедов. Рухнул в кресло и уставился в угол, на щель между стеной и шкафом.

Из уборной просочился сердитый шепот и запах ладана. А потом квартира наполнилась заунывным пением. Алексей Михайлович заворожено застыл в дверном проеме между комнатой и коридором. Внезапно пение оборвалось. Опять уколола тишина. А вдруг все образуется?

Грибоедов подкрался к уборной. Наклонившись, прижал ухо к двери. За ней ни звука. Как будто в уборной никого: ни колдуна, ни тем более У. Алексей Михайлович выпрямился, кашлянул и робко постучал в дверь. Все та же тишина. Грибоедов постучал настойчивей. За дверью завозились, зашуршали.

– Как там? – сдавленным голосом спросил Грибоедов.

В уборной недовольно, монотонно забубнили, отчитывая кого-то, стыдя.

Пасмурный голос осекся. Опять нахлынуло тяжелое безмолвие. Оно длилось и длилось. Это невыносимо. Что там происходит? Не выдержав, Грибоедов занес кулак над дверью. И вдруг тишину разорвал оглушительный рев. В ушах зазвенело. Грибоедов отскочил от двери, прикрыв голову руками. Дверь распахнулась, из уборной хлестнула темная волна. Она врезалась в стену и поползла по белым рифленым обоям.

Потом вывалился колдун. Он уперся лбом в стену, что напротив уборной, и громко, с присвистом дыша, зашарил по стене руками, ища выход. Не нашел. Обернулся и жалко простонал. По перекошенному лицу стекает жижа. Цепочка – на ухе; серьгой свисает оберег. Губы мелко трясутся. Глаза выкатились, побелели. Разметав руки в стороны и прижавшись спиной к стене, точно готовясь к расстрелу, колдун прошептал ошалело:

– Твою мать… Это что ж такое?

И тут же вторая волна окатила его.

– Это же дерьмо! Форменное дерьмо! – восклицал толстяк, шлепая по коридору до выхода и размазывая по лицу бурую жижу. За ним тянулся пахучий след.

Колдун ушел. А кошмар остался. И даже окреп. Теперь у него тошнотворное дыхание. Хотя бы избавиться от забористого амбре. Вернуться к статусу-кво, на круги своя. В этом поможет стиральный порошок, хлорный отбеливатель, шампунь, жидкое мыло, какой-то прозрачный гель из тюбика, «Фейри», «Доместос», а так же средство для чистки труб. Грибоедов окунул фланелевую рубашку в красное пластиковое ведро, где пузырилась горячая белая пена.

Хлорка покусывала, разъедала кожу рук. Но Грибоедов почти этого не чувствовал, словно был под анестезией. Он лихорадочно, как убийца, заметающий следы, отмывал стены и пол, оглядываясь на дверь, за которой негромко ворчали, затихая, успокаиваясь.

– Убираешься? – вдруг уколол насмешливый голос.

Сидевший на корточках, Грибоедов оторвал взгляд от плинтуса и увидел девушку в узких джинсах и серой мешковатой кофте с капюшоном. Бледное, припухшее лицо, темные круги под глазами. Порывистой рукой она смахнула прядь волос со лба.

– Маленький форс-мажор, – Грибоедов выпрямился и, покраснев, отпихнул ногой фланелевую тряпку. – А ты как здесь?

– Дверь была открыта.

– Это приходил… мастер. Вот наследил. Пришлось заняться, – Грибоедов смущенно потирал руки.

– Понятно, – Настя с грустной улыбкой скользнула взглядом по стене, потолку, полу. – Я как всегда не вовремя.

– Подожди в комнате. Осталось совсем ничего.

– А я с матерью поцапалась. Вот, думаю, может, у тебя остаться… – и взглянула на Грибоедова так, что у него подогнулись ноги, он присел и схватился за тряпку.

– Иди в комнату, я – быстро, – растерянно пробормотал он.

– Может, помочь?

– Не надо… хватит и меня, – он окунул тряпку в ведро.

– Как знаешь, – Настя ушла в комнату, зашуршала там.

Грибоедов раздраженно шваркнул тряпкой о пол, – лицо облепили мелкие брызги. Алексей Михайлович беззвучно выругался, как рыба, открывая и закрывая рот. Морщась и отплевываясь, он вытер губы и лоб тыльной стороной ладони. Схватился за тряпку, ожесточенно налег на стену.