Виктор Громов - Пепел революции

Через полчаса Кильчевский стоял перед улыбающимся от души командармом. Фрунзе стоял и прямо светился от радости и доброты. Казалось даже, он сбросил тревоги последних месяцев и помолодел на несколько лет.

— Ну что, Евгений, ты молодец. У меня просто слов не хватает, чтобы сказать, как ты нам помог и сколько жизней наших бойцов спас.

— А сколько жизней ваших противников погубил, не считали?

— Ну, революция не делается в белых перчатках, ты же знаешь. А я дал строгое указание, чтобы с пленных не упал ни один волос, и мы их будем судить справедливым революционным судом.

— Судом, который выносит только один приговор «расстрел»?

— Я стараюсь пленных отправлять в Москву, чтобы потом как-то сохранить им жизнь, но ты же знаешь, не все зависит от меня.

— Какая сейчас ситуация в целом?

— Как ты видишь, только что вошли в Симферополь. Наверное, в Севастополе сейчас кромешный ад творится и за место на корабле готовы убить.

— Они хорошо подготовились, поверьте. Я очень удивлюсь, если возьмете в порту хотя бы две сотни военных.

— А это и не является нашей самоцелью. Теперь в ЦК сильна группировка тех, кто стоит на позиции скорейшего примирения и интеграции побежденных в наше советское государство. Надо быстрее забыть эту безумную войну и восстанавливать страну, которая сейчас лежит в руинах.

— Вы думаете, они согласятся? — бесцветным голосом спросил Кильчевский.

— Кто-то да, кто-то нет, мы же не можем все переубедить. Через два дня возьмем Севастополь, еще дня дна до Керчи, Ялты и Феодосии. Война закончена, Женечка!

Он поднял лицо к серому сердитому небу и громко захохотал.

— А что со мной будет?

— А что будет? Вернешься домой в Москву. С повышением, конечно. Мало кто смог бы один в тылу врага по сути сдать нам целый Крым.

— А как же мое предательство? Неужели, его просто так забудут?

Фрунзе посмотрел на него с изрядным удивлением.

— Предательство? Какое? Ты же никого не предавал.

Земля немного качнулась под ногами Кильчевского.

— Подождите. Я предал дело большевиков и увидел, что происходит в самом темном коридоре Кремля. Поэтому и бежал.

Фрунзе ухмыльнулся.

— И что же ты там увидел? Да, там есть очень интересное, но мне интересно, что ты скажешь.

К своему недоумению, Кильчевский не мог припомнить ничего отчетливого.

— Ну как… выход в Ад. Откуда черпают силы… и вообще…

Командарм молчал и прямо смотрел на него.

— Это что-то с моей памятью, наложили заклятье, потом ранение в голову, потом ваш гипноз. Вот и забыл!

— Ага-ага…

— Постойте! У меня есть то, что я оттуда украл! Артефакт! Он не раз спасал меня от опасностей!

— Артефакт, говоришь. Ну-ка, достань его.

Трясущимися руками Кильчевский полез за пазуху и достал оттуда небольшую вещицу, в тряпице. Он с ней не расставался никогда, даже в самые тяжелые дни.

— Разверни.

Он лихорадочно стал развязывать узелки и, наконец, на свет появилась маленькая красная звездочка, наподобие той, которую цепляют на свои шапки красноармейцы, только более тонкой работы.

— Этот значок тебе спасал?

Фрунзе взял звездочку в руку, задумчиво взвесил ее и подбросил высоко в воздух. Тут же выхватил свой револьвер и разнес ее на мелкие кусочки.

— Что за нездоровый мистицизм, Женя? Ну что ты, в самом деле, позоришься перед бойцами. Они вот, ни в черта, ни в Бога не верят, а только в Революцию.

И негромко хихикнул в кулак.

Земля под ногами Кильчевского ухе ходила ходуном и он чуть не упал.

— Пойдем, пройдемся. Мне тут сейчас особо делать нечего, младшие командиры справятся, а нам лишние уши не нужны.

Они вышли на широкий проспект и в начинающемся тихом спокойном снегопаде две человеческие фигуры, она широкая богатырская, а вторая высокая и худая, выглядели как конец какой-то печальной сказки.

— Женя, — начал серьезный Фрунзе, — мне действительно жаль, что ты попал в эту ситуацию. Такого не пожелаешь и врагу, не знать, кто он и какое у него прошлое. Поверь, многие у нас в Москве были против этого. Даже не потому, что слишком жестоко, отбирать память, а просто план казался слишком сложным и трудно выполнимым.

Кильчевский молчал.

— Так почему вы ловили меня? Заставляли вернуться? Беляев и прочее.

— О твоей задаче было осведомлено только небольшое количество высших чинов. Ленин, Троцкий и Дзержинский, кстати, не входили в их число.

— Почему?

— Они большие начальники, зачем их отвлекать от дел Революции на какие-то оперативные мелочи. Нет, они уверены, что ты их предал, и до сих пор так думают.