Владимир Чакин - Баба Нюра

Старуха медленно подняла костлявые руки. И тут мне показалось, что стены дома дрогнули, начали терять свою вещественность и монолитность, стали зыбкими и податливыми, они как будто поплыли и начали растворяться в воздухе. Со двора в дом хлынул ледяной, могильный холод. Не в силах пошевелить даже пальцем, цепенея от ужаса, я почувствовал как в мгновенно стынет мое тело; за окном беззвучно хохочет страшная старуха, тыча мне в лицо крючковатыми пальцами, и тут взрывается снежное полотно на мириады огненных искр, уносящихся в бездонное небо…

– Сынок, проснись, что с тобой, проснись!

Я постепенно приходил в себя, открыл, наконец, глаза и увидел склонившуюся ко мне маму. Она с беспокойством глядела на меня:

– Ты так кричал, тебе приснилось что-то нехорошее?

– Нет, мама, ничего, все в порядке, иди спи.

Еле переведя дыхание, я прикрыл глаза и пытался унять готовое выпрыгнуть наружу сердце.

Так, значит, это был всего лишь сон? Но насколько же ясной была картина, как живо я видел перед собой и светящийся снег, и мерзкую старуху! Я приоткрыл глаза и взглянул на потолок. Он был темным, никаких бликов и сполохов света на нем не было видно.

Наутро с отцом мы пошли на местный рынок за продуктами. Мороз под тридцать, поэтому мы оделись в мохнатые овчинные тулупы и огромные черные разношенные валенки на одну ногу. Шатались до полудня, купили мяса и другой снеди.

Когда вернулись с рынка, отец сразу вошел в дом, а я задержался во дворе: неуловимая мысль заполнила мое сознание, не давала покоя. Я не мог понять, в чем дело, растерянно оглядывался, скользил взглядом по дворовым постройкам, яблоням, серому соседскому забору… Прошел по дорожке к сараю, потом обратно и вдруг бросился за угол дома к окну моей комнаты. Там было по грудь снега, и я сразу завяз в нем, не в силах двинуться дальше. Я расшвыривал снег во все стороны, но очень медленно продвигался к окну. Снег набивался мне в валенки, за отворот тулупа, и я мгновенно взмок от чрезмерных усилий – я оказался в настоящем снежном плену! Но все же, шаг за шагом я продвигался вперед, и, наконец, – я у окна!

Лихорадочным взглядом шарил по снежной поверхности и тут увидел цепочку следов, которые тянулись от зарослей вишни к самому окну. Но что-то в этих отметинах на снегу было явно не так… Во-первых, они были очень четкими, с хорошо очерченными краями, то есть неизвестный гость не проваливался глубоко в снег, как я сейчас. Во-вторых, эти следы даже отдаленно не напоминали следы человека. На снегу передо мной были отпечатки копыт какого-то двуногого существа!

К вечеру погода опять начала портиться. Завьюжило, ветер жалобно завыл в печной трубе, как будто жалуясь на свою пропащую судьбу.

– Ну и погодка в эту зиму – то мороз, то метель, – не разбери – пойми, – сказала мама.

Мы сидели с ней в зале на старом, провалившемся диване и разговаривали. Мама вязала мне носки из толстых шерстяных ниток, а я расспрашивал ее о всякой всячине. Я любил такие моменты в родительском доме, когда мы были вместе, когда все вокруг было тихо и покойно, когда кажется, что так будет всегда.

– Вот, сынок, и нашему поколению подходит свой срок, и мы начинаем потихоньку уходить, – неожиданно произнесла мама. – За прошлый год трое ушли с нашей улицы. Ты помнишь дядю Мишу, у которого верхняя губа рассечена?

– Тот, который банщиком всю жизнь проработал? Конечно, помню.

– Умер в прошлом годе, по весне. Пошел в магазин за хлебом, присел на скамейку у соседского дома, заснул и больше не проснулся. Завидная смерть, хороший был человек, вот и заслужил хорошую смерть, без мучений отошел.

– Мама, ты считаешь, что смерть может быть хорошей? По-моему, смерть всегда плоха.

– Не скажи, сынок. Каждому воздается по делам его: как жил человек, такой ему и конец уготован. Хотя, конечно, всякое случается…

И она замолчала, уткнувшись в свое вязанье.

Потом мы втроем долго играли в подкидного, и дураком почему-то все время оставался я. Удивительное невезение в игре преследовало меня тем вечером. Карта как будто издевалась надо мной. Либо не приходило ни одного козыря за всю игру, либо выпадал такой дикий расклад не в мою пользу, пусть и с козырями, что я диву давался, как такое вообще может быть. И что характерно, родители воспринимали такое течение игры как должное и вполне естественное! Они раз за разом, без малейших шансов оставляли меня в круглых дураках и ни одним жестом или словом не выказывая своего удивления.