Роман Шмыков - Шутка

Внутри пахло сыростью так, что нос моментально съёжился и зачесался, всё тело покрылось холодным конденсатом. Внутри стоял жуткий холод, мои стопы закололо. Пальцы ног стали прилипать к деревянному полу с огромными занозами. Я поспешил двинуться вперёд, к странному алтарю прямо передо мной. В ноги впивались деревянные иглы и терзали холодом, но мне удалось добраться до ковра у самой кафедры. Я разглядел распятого на кресте Иисуса, только вместо того, чтобы повернуть голову влево и вниз, он смотрел прямо на меня глазами цвета окислившейся меди. Я издал жалкий выдох и попятился назад, почти упав спиной на твёрдый ковёр.

Очнись!

Я шлёпал себя по щекам и ощущал жгучую боль, но это не помогало выбраться из кошмара. Стены стискивали в ловушку, пытаясь раздавить и окончить мою жизнь мучительнейшей смертью. Но как бы они ни скрипели, на самом деле стены оставались на своём месте, как и я, будто прикованный к этому клочку ковра посреди скрипящего дощатого озера. Впереди засвистел ветер, пыль по ту сторону кафедры обрела форму человеческого силуэта и наклонилась над ней, указывая в мою сторону пальцем. Застыв в такой позе, пыль осталась витать густым призраком, обвиняющим меня в некоем грехе. Я всем нутром ощущал, что должен в чём-то признаться.

В чём?

Не знаю.

И опять знакомое чувство, будто кто-то водит за нос, уверяя, что я повинен во всём, и место мне в огне, но больше ничего не произошло. Абсолютная тишина. Я сижу здесь, и уже не так холодно. Я встал и отряхнулся. Фигура Иисуса отвернулась, и чувство стыда отступило. Я в деревянной коробке, сотворённая из обычных брёвен. Окон всего два, слева и справа. Из них бьёт розовый свет, освещая ржавый иконостас, занявший всю стену. Там невозможно различить вообще ничего, кроме знакомых символов, покрытых толстым оранжевым слоем прогнившего металла. Силуэт из пыли двинулся, я вздрогнул, но решил подойти. Зря? Может быть…

Силуэт резким движением сунул руку мне в горло, достав до самой глубины тела. Он вытащил тёмный пульсирующий сгусток и крикнул так громко, показывая эту блестящую дрянь, что звук почти повалил набок ветхую избу.

«Ты всё ещё его хранишь!»

Тут я проснулся. Не рывком, просто медленно открыл глаза. Рядом спала Лена, дыша мне прямо в лицо. Я приподнял голову и увидел сквозь резные деревянные прутья кроватки, как Настя так же спокойно спит и, уверен, видит красивые цветные сны. Я опять лёг и закрыл глаза. Больше ничего не приснилось.

Всё выглядело немного новым. Вкус воздуха отличался, птицы пели то ли чуть громче, то ли чуть тише, чем обычно. Еда была другой. Всё стало каким-то иным. Не знаю, как объяснить. Словно живу не в своём теле. Но я старался наслаждаться каждым моментом. Родители сказали, что пока никакой работы. «Отдохни, наберись сил, мы что-нибудь придумаем». Поэтому у меня была огромная куча времени. Я целыми днями сидел с Настей и игрался в куклы. Её любимая – большой реалистичный стегозавр. На его брюхе кнопка-динамик, при нажатии издающая пронзительный доисторический рык. Настя охотилась на незадачливого кота в очках и соломенной шляпе, всегда убегающего от травоядного динозавра, корчась у меня в руках. Уверен, Настино воображение рисовало куда более интересные сюжеты.

Вечером приходила Лена, и мы отправлялись гулять по городу, тонувшему в красно-оранжевом мареве заката. Оставляли дочку на попечение моим родителям. Ленины мама и отец уехали домой, обещав вернуться через пару недель. Они меня обнимали так, как не обнимали даже на свадьбе. Видимо, ничего не знали про Алису и вряд ли уже узнают.

Парки пахли тоже по-другому, я старался привыкнуть, и сделаю это, но чуть позже. Мы с Леной гуляли как школьники. Я держал её за руку, а она от радости чуть ли не вприпрыжку шла рядом, сжимая мою ладонь изо всех сил. Она боялась отпустить, это было видно по её глазам, когда Лена немного обгоняла, чтобы подарить самый крепкий поцелуй, даже ещё крепче предыдущего. Ещё одного подобного исчезновения она не выдержит. Да и я, наверное, тоже.

Мы сели на лавку. Времени уже половина двенадцатого ночи. Солнце давно перестало отражаться на мокром асфальте, полностью отдав дороги во владения луны. Было прохладно, но мы тепло оделись, и я купил Лене большой стакан капучино. Я обнял жену, прижав к себе так, что капюшон её куртки почти скрыл волосы под мехом. Она смеялась, но меня не покидало ощущение, что Лена хочет что-то сказать, и что-то важное. Я боялся сам спрашивать, но внутри горело чувство, почти толкнувшее открыть рот. Я уже набрал дыхание и смелость, чтобы спросить, как Лена начала первой.