Рекс Стаут: Убийство — не шутка

Когда во вторник утром Флора Галлант пришла на назначенную на одиннадцать часов встречу с Ниро Вулфом, я испытал глубокое разочарование. Ее внешний вид просто удручал. Дело в том, что одна из моих обязанностей как доверенного слуги Ниро Вулфа заключается в сборе сведений о тех личностях, которые добиваются у Вулфа аудиенции; вот почему, узнав, что Флора Галлант состоит в штате знаменитого заведения на Восточной Пятьдесят четвертой улице, в котором заправляет ее брат Алек, я припомнил восторженные эпитеты по поводу Алека Галланта, на которые не скупилась моя подруга по имени Лили Роуэн, и перезвонил Лили, чтобы выяснить кое-какие подробности.

Вот что рассказала мне Лили. Галлант входил в тройку мировых законодателей моды. На парижских кутюрье он поплевывал, а на римских и вовсе чихал — и это сходило ему с рук. Он отказался закончить работу над тремя костюмами для герцогини Гарвиндской лишь потому, что она вовремя не прилетела из Лондона на примерку. И вовсе не захотел иметь дело со знаменитой кинозвездой из-за того, что ему не нравилось, как та переставляет бедра во время ходьбы. Было известно также, что однажды он запросил всего восемьсот долларов за летнее платье; правда, платье это изготовили по заказу его любимой клиентки, так что он отдал его практически задаром.

И тому подобное. Вот почему, открыв во вторник утром дверь, чтобы впустить его сестру Флору, я был столь удручен, увидев перед собой совершенно заурядную и унылую особу средних лет в темно-сером костюме — не только непримечательном, но и знававшем лучшие дни. Костюм давно не гладили, он явно жал ей в плечах и мешковато топорщился на талии. Я сопроводил ее через приемную в кабинет, представил Вулфу, утешая себя мыслями о том, что если сын сапожника может бегать босиком, то почему бы сестре самого знаменитого модельера не позволить себе некоторую вольность в нарядах; И тем не менее в глубине души я был глубоко уязвлен.

Ее манера вести беседу впечатляла ничуть не больше, чем костюм, — по крайней мере, поначалу. Примостившись на краешке красного кожаного кресла напротив стола Вулфа, она обеими руками вцепилась в сумочку серой кожи, которую держала на коленях, и извиняющимся голосом с едва уловимым иностранным акцентом залопотала, что ей крайне неловко беспокоить столь важную персону, как Ниро Вулф, и просить его уделить капельку его драгоценного времени ей с ее неприятностями. Малообещающее начало, подумал я, похоже, она пытается выторговать для себя более сходную цену. По мере того как она продолжала, Вулф все больше хмурился и наконец не выдержал и оборвал ее, сказав, что потратит меньше своего драгоценного времени, если она сразу перейдет к сути дела и расскажет о своих неприятностях.

Флора Галлант кивнула.

— Я знаю. Я просто хочу, чтобы вы поняли: я вовсе не ожидаю, что вы должны мне помочь. Я человек маленький, но вот мой брат… Вы знаете, кто он? Мой брат Алек?

— Да. Мистер Гудвин рассказывал мне. Прославленный модельер.

— Он не просто модельер. Он — художник, гениальный художник. — Флора Галлант вовсе не убеждала, — она излагала очевидные факты. — Неприятности возникли у него, почему я и пыталась принять все меры предосторожности. Именно поэтому я и обратилась а вам, а также… — она быстро посмотрела на меня, потом снова перевела взгляд на Вулфа, — а также к мистеру Арчи Гудвину — ведь вы не просто частные сыщики, но и настоящие джентльмены. Я знаю, что вам можно довериться.

Она примолкла, словно ожидая подтверждения.

Вулф пришел к ней на выручку.

— Угу, — буркнул он.

— Значит, я могу на вас положиться?

— Да. Можете.

Она посмотрела на меня.

— А на вас, мистер Гудвин?

— Разумеется. Поскольку так сказал мистер Вулф. Я здесь только работаю.

Она чуть замялась, раздумывая над тем, устраивает ли ее такой ответ, потом, видимо, решила, что устраивает, и обратилась к Вулфу.

— Хорошо, тогда я расскажу. Прежде всего я должна сказать вам, что во Франции, где мы родились и выросли с братом, наша фамилия была не Галлант. Какой она была на самом деле — не имеет значения. Я приехала в Соединенные Штаты в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, когда мне было двадцать пять, а Алек эмигрировал только после войны, уже в сорок пятом. Он еще во Франции сменил фамилию, так что сюда приехал как Галлант. Уже семь лет спустя он стал ведущим американским дизайнером, а затем… Может быть, вы помните, какой успех имела его осенняя коллекция в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году?