Мелани Голдинг - Милые детки [litres]

– Да, – сказала она и, отдернув руку, сперва с подозрением уставилась на сына, а затем повернулась к Эми: – Да. Кошмарная женщина. Я ей не позволила. Она собиралась забрать моих мальчиков, но я не позволила.

– Я ничего не знал об этом, – сказал Роберт. – Кто это был, мам? Кто пытался нас похитить?

– Где они? – Виктория с тоской глядела по сторонам, ее сознание потихоньку ускользало. – Их забрали? У меня вечно все забирают.

– Можете рассказать о том, что случилось? – спросила Харпер. – Как она выглядела, та женщина? Можете ее описать?

Но Виктория уже смотрела в пространство и молчала.

Роберт повернулся к Харпер и Эми:

– Не думаю, что сегодня вы еще чего-то от нее добьетесь.

– Все равно, оно стоило того. Спасибо, что разрешили, – ответила Харпер.

Они уже стояли у двери, когда Виктория вдруг вскрикнула, заставив Харпер резко обернуться. Подняв руки ко рту, она проговорила:

– Эта женщина… Я вспомнила! У нее тоже были дети, какие же гадкие создания. Она хотела их обменять на моих – на этих хорошеньких, славных мальчиков. Ха! Теперь я вспомнила. Я ей сказала: «Нет! Нет, нет, нет, убирайся отсюда». И дала хорошего, крепкого пинка. И второй бы раз не постеснялась.

На слове «пинка» Виктория вскинула ногу в домашней туфле и едва не заехала ей по ножке кровати. Размахивая руками, она возбужденно оглядывалась по сторонам.

– Они здесь? Где мои мальчики? Вы их видели? Она их не получит. Не получит.

– Успокойся, мам. Ты в безопасности. Я здесь, я с тобой. Мы уже выросли, никто нас не заберет.

Казалось, Викторию утешили слова сына. Она позволила ему похлопать себя по колену и постепенно успокоилась.

– Вам, наверное, лучше уйти, – сказал Роберт.

Харпер кивнула и сделала шаг к двери.

– У них были имена как у рек, – пробормотала Виктория.

– Что ты сказала, мам?

– Бишоп и Селвер, – сказала она.

– Реки? – Роберт, глянув на Харпер, пожал плечами, мол, сами видите, какая она. – Да, мам, есть такие реки, Бишоп и Селвер. Точно. А еще есть Дон, и Локсли…

Виктория спихнула руку сына со своего колена.

– Да при чем тут реки? – сказала она. – Я не про реки, я про близнецов. Детей этой мерзкой женщины. Она мне сказала тогда: «Запомни их имена». Бишоп и Селвер. И я запомнила. А потом дала ей пинка. И второй бы раз не постеснялась.

Харпер и Эми ждали еще долго, но Виктория больше ничего не сказала.

– Что думаешь? – спросила Эми, когда они сели в машину.

– Жалко ее, конечно, – сказала Харпер, – но я вообще не поняла, о чем она говорила. Бишоп и Селвер? Какая-то ахинея с подменой младенцев?

– Да уж. Очень странно.

– Чудные имена. Кому придет в голову так назвать детей?

– Могу проверить, если хочешь. Глянуть, сколько Бишопов и Селверов найдется в избирательных списках. Может, так мы сможем выйти на похитительницу.

– Да нет, – сказала Харпер, – не стоит. Ясно же, что она просто нездорова. Может, вспомнила, что как раз тем летом, когда она родила, эти реки пересохли, ну и как-то это все в голове перемешалось.

– Мне жаль, Джоанна. Здесь тупик.

– Есть еще видео с камеры в больнице и запись звонка в службу спасения. Но надо ухитриться каким-то образом отправить это все на анализ. Тогда будет полная картина, а может, и новый подозреваемый. Вот бы только Трапп не жмотился.

Эми достала телефон и начала листать список контактов.

– Предоставь это мне, – сказала она. – Кажется, я знаю, кто может нам помочь.

Днем большинство палат в клинике были открыты для свободного передвижения. Палата Лорен в этот список не входила, но она точно знала, что другим пациентам позволено больше. Видела, как они ходят куда вздумается, без сопровождения, в то время как ее и в общую дневную комнату, и в кабинет для психотерапии провожают, точно в кандалах.

– У тебя категория А, лапочка, – созналась Полин после долгих расспросов. Судя по всему, Лорен относилась к тому небольшому числу пациентов, за которыми требовалась постоянная слежка, которых не разрешалось ни на минуту оставить без присмотра. Безумию здесь назначали категории.

Патрик и Лорен сидели в тесной, душной палате среди безвольной тишины, младенцы спали, медсестра, устроившись в кресле неподалеку, без конца пропускала между пальцев свободный конец своего кожаного ремня. Стены давили, находиться внутри становилось некомфортно. Открытое пространство, раскинувшееся по другую сторону забранного решеткой окна, манило, но было недоступно без специального разрешения и сопровождения. Поэтому, когда сестра Полин сказала: «А не пойти ли нам прогуляться?» – и провела их через все двери на улицу, Лорен даже испытала к ней некое подобие благодарности.