Мелани Голдинг - Милые детки [litres]

– Только если она ошибается.

17 августа

Пять недель от роду

13:00

Сидя в кабинете в ожидании доктора Саммер, Лорен втайне рассчитывала, что эта их встреча станет последней перед выпиской. От сестры Полин она узнала, что врачи здесь стараются по возможности выписывать пациентов поскорее – такие указания сверху: места в палатах обходятся недешево, к тому же их вечно не хватает. Вряд ли же доктор Саммер захочет, чтобы здоровый, вменяемый человек занимал место, которое явно кому-то нужнее? Полно ведь людей с куда более серьезными проблемами. Статья, по которой ее сюда упекли, позволяла задержать ее не дольше чем на трое суток. За это время она должна была пройти полное психиатрическое освидетельствование, а врачи – решить, требуется ли ей лечение. Если нет – она свободна. Сегодня как раз третий день – решается ее судьба.

Два полных дня, даже больше, Лорен тщательно и усердно изображала нормального человека. Она проследила, чтобы сестра Полин записала в свой блокнот побольше положительных наблюдений – взамен вырванных страниц, которые были заполнены куда менее лестными характеристиками ее поведения в первый день, когда Патрик явился в палату с этой чертовой коляской. Те страницы Лорен порвала на мелкие кусочки, завернула в туалетную бумагу и смыла в унитаз вместе с несколькими дозами лекарств, которыми ее здесь пытались пичкать. Здравый ум, ясное сознание, полный контроль над ситуацией – чем не идеальный пациент?

Прошлым вечером доктор Саммер решила, что близнецов уже можно перевести из яслей в палату Лорен. Ну, при условии, что все они будут под присмотром медсестры, разумеется. Лорен пришлось всю ночь провести в одной комнате с младенцами, и от недосыпа у нее опухли веки. Сами они, казалось, тоже не спали, ни теперь, ни ночью – вместо этого они играли с ней в игру: пока медсестра бодрствовала, притворялись Морганом и Райли, но, стоило ей задремать, тут же начинали разговаривать с Лорен, шипеть на нее. Теперь она знала их имена, знала, который из них Бишоп, а который – Селвер. Знала, что поменяться местами с Морганом и Райли, вернуться домой, под воду, они хотят не меньше, чем она – вернуть своих мальчиков назад. Пока медсестра спала, они рассказывали Лорен, как этого добиться, что именно нужно сделать. Они укажут дорогу до места, где произойдет обмен. Но для начала она должна вытащить их из этой тюрьмы.

Младенцы лежали на ковре и пели, наблюдая за Лорен. Их радужки почти полностью окрасились в ярко-зеленый цвет, так непохожий на прозрачную голубизну глаз настоящих Моргана и Райли. Они нарочно ее провоцировали – своим пением, своими пристальными взглядами. Она старалась держать себя в руках, что есть мочи стискивая зубы. С преувеличенной непринужденностью она потянулась за одноразовым стаканчиком с водой, и их взгляды поплыли следом за ее рукой, головы синхронно повернулись – они всегда все делали синхронно, если только не притворялись Морганом и Райли. Лорен молча уставилась на них в ответ, сжав губы в тонкую линию. Она готова была заткнуть уши, лишь бы не слышать их мерзкое, пронзительное, клокочущее пение. Мелодия была та же, что тогда в больнице – когда пела их мать. Морган и Райли тогда только родились, подмены еще не случилось, весь этот кошмар еще не начался. Младенцы пели без слов, но сама мелодия вызвала в памяти слова – должно быть, на это они и рассчитывали, и Лорен не могла перестать думать об этой истории, о двух несчастных незаконнорожденных малышах, одиноко лежащих на земле, истекающих кровью. «Жестокая мать» – так называлась песня. Лорен в этом виделся упрек – ведь мать из песни бросила своих детей. «Не я вас бросаю, – беззвучно обратилась она к подменышам. – Потому что не я ваша мать. Это все она. Я никого не бросаю, я просто возвращаю все на свои места. Она это сотворила, ее и вините. Ей и пойте свою сраную песню».

За прошедшие три дня весь ее страх перегорел, осталась лишь усталость и невозможное отвращение. Она могла бы всем рассказать, что они делают. В конце концов, есть же камера, она могла бы заставить врачей посмотреть запись, одно это послужило бы достаточным доказательством того, что она не сумасшедшая. Или предложить им расспросить другую пациентку, Фелисити, которая слышала их песни, которая и рассказала Лорен, как они называют друг друга, когда думают, что никто не слышит. Но до сих пор правды никто в упор не видел, и не было никаких оснований полагать, что разглядят теперь – даже имея доказательства. Было слишком рискованно пытаться – а вдруг камера не работала? Тогда ее рассказ сочтут бреднями сумасшедшей. А у Фелисити психоз, какой уж из нее свидетель. Лучше придерживаться плана, тем более сейчас, когда осталось преодолеть последний решающий барьер. Помощи ждать неоткуда. Уж точно не от Патрика – он вообще не понял, что произошло. И даже не от Джо Харпер, которая своими глазами видела, как подменыши себя выдали, и все равно сделала вид, будто все в порядке.