Когда мы доходим до парадной двери дома Эйми, день уже подходит к концу. Солнце заходит за горизонт, и по западному краю неба разливается оранжевый свет.
Прежде чем войти, Эйми поворачивается и обнимает меня.
– Прости меня, – дрогнувшим голосом говорит она.
– Полно, Эйми. Тебе не за что извиняться.
Но ее глаза наполняются слезами.
– Я говорила так, словно ты в чем-то виновата, хотя и знаю, что это не так. Но ответы выскакивали у меня сами, и я… ничего не могла с этим поделать. Не могла ни внести ясность, ни что-либо объяснить.
Я сжимаю ее руку.
– Я понимаю. Со мной все было точно так же. – Я оборачиваюсь и смотрю на Деклана, который отошел в сторонку, чтобы дать нам возможность поговорить один на один, и с подчеркнутым вниманием разглядывает овощи, растущие в огороде семьи Эйми. – Ты не делала ничего дурного. Но я понимаю, почему тебе хочется извиниться. Мне тоже нужно кое-что объяснить.
Эйми смотрит на меня с сочувствием.
– Ты просто сказала все как есть.
– Да, – соглашаюсь я, – но так еще труднее отболтаться.
Она переводит взгляд на Деклана, затем снова глядит на меня.
– Тебе придется рассказать мне, какие секреты ты от него скрываешь.
Я пытаюсь рассмеяться, но мой смех звучит натужно.
Эйми легко толкает меня бедром.
– Если только ты не скрываешь их и от меня. – Она говорит это игриво, но я знаю ее достаточно хорошо, чтобы расслышать в ее голосе неуверенные нотки.
– Эйми… – Я хочу объясниться, но не могу подобрать слова. А что, если сыворотка правды все еще действует? Что, если, начав говорить, я случайно скажу лишнее?
Выражение ее лица меняется, и между нами пробегает холодок.
Я уже столько потеряла. Я не могу потерять еще и Эйми.
– Мы поговорим завтра, обещаю.
Она кивает, но лицо ее напряжено. Она отдает мне корзинку с лакомствами:
– Тебе они нужнее, чем мне.
Я не могу разобраться в овладевших мною чувствах. Когда я подхожу к Деклану, он спрашивает:
– С Эйми все в порядке?
– Да. Просто из-за сыворотки правды она немного выбита из колеи.
– Думаю, это можно сказать о каждом из нас. – Выражение его лица изменилось, и я вдруг понимаю, что при Эйми он притворялся, не подавал виду. Он явно обижен на меня куда больше, чем я думала.
– Деклан…
– Если ты не хочешь быть со мной, почему бы просто не отвергнуть выбор костей?
– Разумеется , я хочу быть с тобой.
Он качает головой.
– Я не смогу жить с той, у которой есть от меня секреты, Саския.
У меня сжимается сердце.
Во всем этом виновата моя мать. Ей вообще не следовало гадать о том, кто мой суженый. Я уже была влюблена в Деклана, когда она во время доведывания назвала его имя и посеяла в моей душе семена сомнений. Если кости сопрягли тебя с кем-то, но кто-то из вас отвергает этот выбор и вы расходитесь, это не сулит ничего хорошего ни девушке, ни парню. Надо найти способ все утрясти.
Я касаюсь его предплечья.
– Деклан, ты же знаешь, какие чувства я питаю к тебе. Прости, что я так вела себя в последнее время.
– Я просто никак не пойму, что я такого сделал.
– Ты не делал ничего плохого. Моя мать… – Я лихорадочно ищу способ сказать ему правду, не говоря лишнего. – Она знала, что я не хочу, чтобы она гадала мне о моем суженом, поэтому, когда она назвала твое имя…
Он жестом останавливает меня.
– От таких слов мне отнюдь не стало легче.
Я смеюсь.
– Нет, дело вовсе не в том, что я не хотела, чтобы мы были вместе, а в том, что я желала, чтобы ты выбрал меня сам .
– Но, Саския, – мягко говорит он, – я и так выбрал именно тебя.
Все во мне становится мягким, как масло в теплой кухне. Я была так несправедлива к нему. Я провожу ладонью по его руке от плеча до кисти и переплетаю свои пальцы с его пальцами.
– Давай начнем все сначала, – предлагаю я.
Он смотрит на меня с каменным лицом.
– У меня остался только один вопрос.
Я холодею.
– Какой?
– Как по-твоему, сколько этих десертов я смогу запихнуть в рот за один раз?
Я улыбаюсь, и страх разом покидает меня – так разматывается бечевка, когда запускаешь воздушного змея. Деклану никогда не удавалось подолгу оставаться серьезным.
– Хм-м. Четыре?
Он прижимает руку к груди.
– Твое неверие в мои силы обижает меня, Саския.
– Пять?
Он качает головой, изображая досаду, и, одновременно достав из корзинки горсть лакомств, начинает на ходу запихивать их в рот.
Одно. Три. Пять. Восемь.
– Остановись, – молю я. – Ты же не сможешь дышать.
Читать дальше