Ребекка Роанхорс - Вампиры не стареют - сказки со свежим привкусом [сборник litres]

Кэл ненавидит гулей.

По правде говоря, ей вообще не особо нравятся мертвяки. Зомби, призраки, духи – их пустота, их ничтожность действуют ей на нервы. Тео говорит, что на них легче всего охотиться, потому что они не просят. Не умоляют. Не пытаются воззвать к жалости.

Но они также и не останавливаются. Они – это пустота, ненасытность, беспощадность. Они не чувствуют ни боли, ни страха. Они не устают. Они приходят снова и снова.

Кэл жалеет, что они поехали не за оборотнями или подменышами – черт, да она бы лучше вышла против демона, чем мертвяка, но это не всё равно что выбрать специальность в колледже.

Охотники не выбирают цели.

Они охотятся на то, что требует истребления.

«На что, не на кого», – звучит у нее в голове голос отца. Никогда не думай о них как о «ком-то». Никогда не думай о них как о «них», только как об «оно», только как о цели, только как об угрозе в темноте.

Они выходят из машины, и Тео кидает ей бронежилет и пару щитков на локти, охотничью замену детским надувным нарукавникам для бассейна. За ними следует снаряжение.

Лопаты, бревна, стальные шипы – их можно хранить в багажнике, потому что их легко принять за обычный фермерский инвентарь.

Остальные инструменты они хранят в потайном отделении под задним сиденьем.

Сиденье снимается, как крышка гроба, открывая серебряные кресты и железные цепи, стальную гарроту и набор кинжалов – всё это определенно нельзя принять за сельскохозяйственное оборудование. Она балансирует на ступеньке, разглядывая запасы оружия.

Кэл собирает собственный набор, храня его в багажнике ее побитого пятидверного авто, в старом ящике для инструментов, прикрытом кипой хозяйственных сумок, потому что если отец чему и научил ее, так это тому, что нужно быть всегда готовой к чему угодно. От охотников всегда веет их работой, этот призрачный сигнал могут учуять монстры.

Чем больше ты охотишься, тем заметнее становишься для тварей, на которых охотишься.

Это хорошо, если ты используешь себя в качестве приманки, но чуть менее замечательно, если ты не на работе.

Каждый из них берет по рации. Тео выбирает самурайский меч, Аполлон – топор, выглядящий весьма массивно даже в его руке, а потом бросает Кэл монтировку.

Она ударяет ее по руке так, что остается синяк, но Кэл не подает виду.

– Насколько я помню, – говорит она, – убить гуля можно только попаданием в голову.

– Верно.

– Эм, ну, монтировка не особо подходит для отсечения головы.

– Еще как подходит, – говорит Аполлон. – Если хорошенько замахнуться.

– Монтировка только ради предосторожности, – говорит Тео, протягивая ей бинокль. – Ты на стреме.

«На стреме». Охотничий эквивалент «останься в машине».

– Да ладно тебе, Тео.

– Не сегодня, Кэл.

Аполлон улыбается.

– Эй, если будешь себя хорошо вести, мы разрешим тебе сделать контрольный.

– Ага, спасибо, – сухо произносит она, кто же не любит пробивать череп стальным ломом. Она вытаскивает из набора кинжал, сует его в задний карман и следует за ними, чувствуя себя щенком, кусающим за пятки, пока они идут ко входу на кладбище. Аполлон за секунды вскрывает замок, и железные ворота распахиваются с тихим стоном.

Разум Кэл снова проделывает с ней эту штуку: словно отделяется от ее тела, растягивается, пока она не видит всю округу со стороны. И она знает, что выглядит не так: три чернокожих подростка, увешанных самодельными доспехами, шагают по кладбищу с пиками и мечами.

«Нет, офицер, всё в порядке. Мы тут просто охотимся на монстров».

У папы есть связи в управлении шерифа, друг семьи, которого он спас во время туристического похода, когда они были детьми. Но память – слабое прикрытие перед лицом проблемы, и никто не хочет проверять оставшуюся силу этой старой нити.

– Кэл, – рявкает Тео, который всегда замечает, когда ее разум блуждает. – Залезь повыше.

Она забирается на надгробную скульптуру, одного из огромных ангелов, которых устанавливают люди, желающие выделиться в неглубоком потоке надгробных камней.

«Это всё равно что лезть на дерево», – думает она, закидывая ногу на крыло. Она встает в полный рост на старой каменной скульптуре, пока ее братья рыскают между памятниками и ждут, когда она просканирует темноту. Эта ночь безветренна, кладбище расстилается внизу, серое и неподвижное, и всего через несколько секунд она замечает какое-то движение слева от себя.

Жуткая фигура сидит на краю открытой могилы, обгладывая человеческую голень, с которой всё еще свисают обрывки брюк.