– Надо было дать мне меч, – бормочет она, пока Тео поднимает ее на ноги.
Ее братья оживленно болтают всю дорогу домой.
Они на взводе, в состоянии эйфории после охоты. Кэл тоже на взводе, но совсем по другим причинам. Из-за того, что не заметила сразу третьего гуля, что набросилась на мертвяка с пятидюймовым ножом и монтировкой, что оступилась, что почти сдалась, что позволила страху одолеть себя.
Аполлон не устраивает ей разнос. Тео не читает лекцию. Они не отчитывают ее. Они вообще ничего не говорят об этом и, возможно, тем самым пытаются облегчить всё для нее, но это не работает. Она чувствует себя наказанным ребенком и всю дорогу задается вопросом, как тот же ребенок, расскажут ли они маме.
Она ждет их в гостиной.
– Как всё прошло?
И Кэл уже готова, что они ее сдадут, скажут, что всё было прекрасно, пока им не пришлось спасать ее жалкую задницу. Но Тео просто кивает, Аполлон же улыбается и произносит: «Гули – старинная забава», – не в силах удержаться от дурацкой шутки. А потом мама смотрит прямо на Кэл, словно способна прочитать правду по ее лицу, но Кэл уже давно знает, что правда – это не то, что выставляют напоказ.
– Всё хорошо, – говорит она, и слова падают у нее внутри, словно камни.
Мама улыбается и возвращается к просмотру телевизора, а Кэл идет к лестнице, ее братья следуют за ней. Когда она поднимается наверх, Тео касается ее локтя:
– Ты в порядке?
Это всё, что он говорит. Всё, что он скажет.
– Конечно, – отвечает она, стараясь придать голосу непринужденность, и проскальзывает в свою комнату.
Несколько мгновений спустя она слышит жужжание татуировочного пистолета, доносящееся с другого конца коридора, а еще смех, которым ее брат прикрывает боль.
Она высвобождается из завязок и застежек самодельных доспехов и скривляет лицо, замечая дыру на любимых джинсах. Сама виновата, нужно было переодеться, нужно было надеть что-то, что не жалко. Кэл раздевается и осматривает себя – не повреждена ли кожа, нет ли признаков ран. Но на ней лишь несколько царапин да темнеющий синяк.
«Везучая», – думает она.
«Тупица», – отвечает сама себе, глядя на свои руки, под ногтями которых плотно набилась кладбищенская земля. Она идет в ванную и пытается оттереть с кожи грязь с погоста. Бежит вода, и в ее белом шуме она снова проигрывает всё в голове: отползание по поросшей сорняками траве, уханье сердца, страх, паника, шок от удара плечами о камни, непреодолимое желание вскинуть руки, но не для того, чтобы бороться, а чтобы спрятаться, скрыться.
Внутри у нее всё переворачивается, к горлу подступает желчь.
Бёрнсы охотники, а охотники не убегают.
Они борются.
Руки Кэл уже саднят к тому времени, как она выключает кран.
Ее кинжал лежит без ножен на одеяле, и она знает, что мать устроит ей взбучку за то, что оставила оружие на виду, так что она берет его, опускается на колени рядом с кроватью и вытаскивает кожаный сундук, что стоит под ней. Она кидает кинжал к серебряным крестам, тонким, как иглы, лезвиям, коллекции деревянных кольев.
Кэл проводит по ним ладонью, задерживая ее на последнем – барабанной палочке с заостренным концом. Она поднимает ее, потирая большим пальцем инициалы, вырезанные ею на дереве.
ДФ.
Джульетта Фэйрмонт.
В конце коридора прекращает жужжать татуировочный пистолет. Вместе с ним умолкает и смех. Каллиопа вертит между пальцами деревянную палочку и решает, что готова заслужить свою первую отметку.
II
[Суббота]
Есть монстры, которых можно убивать на расстоянии, но есть и такие, с которыми приходится встретиться лицом к лицу.
Кэл говорит себе, что именно поэтому они сейчас здесь, в чулане. Говорит себе, что именно поэтому она оказалась в объятиях этой девушки. Поэтому целует Джульетту Фэйрмонт.
Джульетту, которая вовсе и не девушка, а монстр, цель, угроза в темноте.
Джулс, чьи губы на вкус как летние ночи и грозы. Потрескивание озона и обещание дождя. Это то, что так любит Кэл. И в этом вся суть, она уверена, весь трюк. Потому что это не по-настоящему, это просто еще один способ поймать добычу.
Вот как видит ее Джульетта.
Как добычу.
«Помни об этом», – говорит Тео.
«Это охота», – добавляет Аполлон.
И на самом деле ей не нужны голоса братьев в ее голове, не сейчас, когда Джульетта прижимается к ней, теплая, как любое живое создание. Ее сердце громко колотится в груди, и она говорит себе, что это всего лишь эйфория перед убийством, а не тепло губ другой девушки или тот факт, что она мечтала и о том, и о другом.
Читать дальше