Роберт Чамберс - Король в Желтом

– Ну, – прикинул он, потрясенно, – можно сказать… около года.

– Думаю, год. Тебе не надоело?

Он не ответил.

– Разве ты не знаешь, что очень мне нравишься – настолько, что я никогда не смогу влюбиться в тебя? – сказала она. – Разве не знаешь, что мы слишком хорошо ладим и слишком давно дружим для этого? Но даже если бы было иначе, неужели ты не думал о том, что мне известна твоя история, месье Клиффорд?

– Не надо… не надо сарказма, – попросил он, – не будь жестокой, Валентина.

– Вовсе нет. Напротив, я очень, очень добра… к тебе и Сесиль.

– Сесиль от меня устала.

– Конечно, – сказала девушка, – она заслуживает лучшего. Tiens, знаешь, какая репутация у тебя в квартале? Ты считаешься неверным, самым ветреным из всех, неисправимым и не серьезней мошки летней ночью. Бедная Сесиль! – Клиффорд выглядел таким несчастным, что она сжалилась: – Ты мне нравишься, ты знаешь. Ты нравишься всем. Ты просто испорченный ребенок. Тебе все позволено, на твои шалости закрывают глаза, но не с каждой девушкой можно играть.

– Играть! – воскликнул он. – Клянусь Юпитером, девушки Латинского квартала не против…

– Хватит… хватит об этом! Никто не осмеливается осудить тебя. Зачем ты здесь? О, – вскричала она, – я скажу тебе! Месье получил записочку, написал в ответ, облачился в наряд донжуана…

– Нет, – сказал Клиффорд, красный как рак.

– Да, это сильнее тебя, – возразила она со слабой улыбкой и очень тихо продолжала: – Сейчас я в твоих руках, но я знаю, что это – руки друга. Я признаю это и хочу попросить тебя… об… услуге.

Глаза Клиффорда распахнулись, но он промолчал.

– Я… в смятении. Из-за месье Гастингса.

– И?.. – сказал изумленный Клиффорд.

– Я хочу попросить тебя, – еле слышно продолжала она, – хочу попросить… если вы будете говорить обо мне… не рассказывать… не рассказывать ему…

– Я не буду болтать с ним о тебе, – тихо сказал он.

– Можешь… можешь ли ты удержать остальных?

– Да, если окажусь рядом. Позволь спросить – зачем?

– Это нечестно, – прошептала она. – Ты знаешь… знаешь, как он относится ко мне… и к любой женщине. Знаешь, как отличается от тебя и всех остальных. Я никогда не встречала такого, как месье Гастингс.

Его сигарета погасла, но он не заметил.

– Я почти боюсь его… боюсь, что он узнает… какие мы здесь, в квартале, на самом деле. О, я не хочу этого! Не хочу, чтобы он… отвернулся от меня… перестал разговаривать со мной, как прежде! Ты… ты и все остальные не понимаете, насколько это для меня важно. Я не верила… не могла поверить, что он так добр и… благороден. Я не хочу, чтобы он догадался… только не теперь. Он выяснит, рано или поздно, узнает сам и тогда отвернется от меня. Но почему? – вскричала она в отчаянье. – Почему от меня, а не от вас ?

Клиффорд, вне себя от смущения, уставился на сигарету.

Девушка встала, смертельно бледная:

– Он твой друг, и ты имеешь право его предупредить.

– Да, он мой друг, – наконец, ответил Клиффорд.

Их взгляды встретились в тишине.

Она воскликнула:

– Но ради всего святого, не делай этого!

– Я доверюсь тебе, – мягко сказал он.

Первый месяц пребывания Гастингса в Париже пролетел как вихрь; пора было систематизировать впечатления. Два из них были особенно яркими. Первое – весьма болезненное – от встречи на бульваре Капуцинов с мистером Блэйденом в компании весьма известной юной особы, чьи шуточки ужасали молодого человека. В итоге, выбравшись наконец из кафе, куда мистер Блэйден затащил его «на кружечку пива», Гастингс чувствовал, будто весь бульвар смотрит на него с осуждением. Позже, от догадки на счет сопровождавшей мистера Блэйдена особы, щеки его запылали, и он вернулся в пансион таким подавленным, что мисс Бинг встревожилась и посоветовала ему раз и навсегда покончить с тоской по дому.

Другое впечатление было столь же ярким. Однажды субботним утром одинокая прогулка привела его на вокзал Сен-Лазар. Для завтрака было слишком рано, но Гастингс вошел в отель «Термин» и занял столик у окна. Он развернулся, чтобы подозвать официанта, и тут на него налетел спешащий по залу мужчина. Юноша поднял голову. Он ожидал извинений, но его ударили по плечу, сопроводив жест сердечным:

– Какого черта ты здесь забыл, старина?

Роуден – а это был он – схватил его за руку и увлек за собой. Так, несмотря на попытки сопротивления, его втолкнули в отдельный кабинет. Клиффорд, красный как рак, вскочил из-за стола и приветствовал его сдавленным стоном, впечатление от которого смягчили искренняя радость Роудена и чрезвычайная любезность Эллиотта. Они представили ему трех прелестных девушек, которые ласково с ним поздоровались и попросили его, вслед за Роуденом, составить им компанию. Он немедленно согласился. Пока Эллиотт вкратце рассказал о намеченной поездке в Ля Рош, Гастингс наслаждался омлетом и улыбками Сесиль, Колетт и Жаклин. Тем временем Клиффорд шептал Роудену, какой тот осел. Бедняга казался совершенно несчастным, пока Эллиотт, догадавшийся, как обернулись дела, не смерил Клиффорда неодобрительным взглядом и не дал Роудену понять, что они все постараются вести себя наилучшим образом.