Роберт Чамберс - Король в Желтом

– И куда же, во имя благоразумия, он мог подеваться? – бормотал Клиффорд, оглядывая улицу.

Горничная не знала. Наградив ее самой очаровательной улыбкой, он поплелся обратно в мастерскую.

Гастингс был неподалеку. Люксембургский сад всего в пяти минутах ходьбы от улицы Богоматери Полей, и юноша вот уже час как сидел в тени крылатого бога, ковыряя песок носками туфель, глядя на ступени, бегущие от северной террасы к фонтану. Солнце алым шаром висело над туманными холмами Медона. Ленты облаков, чуть тронутые розовым, клубились на западе, и купол далекого Дома инвалидов мерцал в их пелене подобно опалу. За громадой дворца в небо поднимался дым из высокой трубы. Пурпурный, он плыл к солнцу и, застилая его, вспыхивал словно тлеющие угли. Высоко над темной листвой каштанов мрачным, сдвоенным силуэтом вставали башни Сен-Сюльпис.

Сонный дрозд пел в роще неподалеку, голуби улетали и возвращались – с шепотом ветра на крыльях. Свет в окнах дворца померк, лишь купол пантеона пылал над северной террасой, словно огненная Вальгалла, а внизу, глядя на запад, уходили во тьму ряды мраморных королев.

С конца дорожки у северного фасада доносились гудки омнибусов и уличный шум. Гастингс взглянул на дворцовые часы – шесть вечера, как и на его собственных, – и вновь принялся водить ногой по песку. Нескончаемый поток людей струился между фонтаном и Одеоном. Священники в черном, с серебряными пряжками на туфлях, неряшливые и наглые фронтовики, элегантные девушки с непокрытыми головами и коробками от модисток в руках, студенты в цилиндрах, с черными портфелями, студенты в беретах, с длинными тростями, нервные, рассекающие толпу офицеры, оркестр в серебристо-бирюзовой форме, вздымающие тучи пыли кавалеристы, мальчишки из булочной, снующие туда-сюда, едва удерживая над головами корзины с выпечкой, и, наконец, бездомный – с трудом переставляющий ноги парижский бродяга, грязный и сгорбленный, чьи маленькие глазки украдкой обшаривали землю в поисках окурков. Все они обтекали фонтан и выходили в город у Одеона, в галереях которого уже мерцали газовые рожки. Зазвонили грустные колокола Сен-Сюльпис, и окна часовой башни дворца осветились. На дорожке раздались быстрые шаги, и Гастингс поднял голову.

– Вы опоздали, – резко сказал он, и лишь вспыхнувшее лицо выдало, сколь мучительно было ожидание.

Она ответила:

– Меня задержали… неприятности… и я могу побыть с вами только пару минут. – Она опустилась рядом, взглянув через плечо на бога над ними: – Какая досада! Этот надоедливый Купидон еще здесь.

– И крылья, и стрелы, – холодно сказал Гастингс.

– Крылья, – прошептала она, – чтобы улететь, когда наиграется. Конечно, это мужчина наделил его крыльями, иначе Купидон был бы невыносим.

– Вы так думаете?

– Ma foi [88] Бог с вами ( франц. ). , так думают мужчины.

– А женщины?

– О, – сказала она, качая изящной головкой, – я забыла, о чем мы только что говорили.

– Мы говорили о любви, – сказал Гастингс.

– Только не я, – ответила девушка и, взглянув на мраморного бога, добавила: – Мне до нее и дела нет. На мой взгляд, он не умеет управляться с луком… нет, правда… он трус, подкрадывается как убийца во мраке. Этого я не терплю, – заявила она и повернулась спиной к статуе.

– Думаю, – тихо сказал Гастингс, – он играет честно… и предупреждает хотя бы раз.

– Вы говорите, исходя из собственного опыта, месье Гастингс?

Он посмотрел ей в глаза и ответил:

– Он предупреждает меня.

– Тогда вам стоит прислушаться! – воскликнула девушка с нервным смешком.

Говоря это, она сняла перчатки и вновь стала их натягивать, медленно и аккуратно.

Закончив, посмотрела на дворцовые часы и сказала:

– О милый, уже так поздно. – Сложила парасоль, вновь раскрыла ее и наконец взглянула ему в глаза.

– Нет, – сказал он, – я не стану к нему прислушиваться.

– О милый, – вновь вздохнула девушка, – вы все еще говорите об этой скучной статуе! – Она украдкой посмотрела на него. – Полагаю… полагаю, вы влюблены.

– Не знаю, – пробормотал он, – наверное.

Девушка вскинула голову.

– Похоже, вам это нравится, – сказала она, но ее губы задрожали, когда он встретился с ней взглядом. Внезапно испугавшись, она вскочила со скамьи, всматриваясь в надвигающуюся тьму.

– Вам холодно? – спросил он.

Но она ответила лишь.

– О милый, милый, уже поздно… так поздно! Мне нужно идти… доброй ночи.

Она подала ему затянутую в перчатку руку и тут же одернула ее, отшатнувшись.