– Странная дамочка, почему ты ее не проверила? – тоном учителя, отчитывающего нерадивого школяра, спросил Войнич.
– Как? Обниматься я с ней, что ли, должна была? От твоих крутых виражей толку никакого – за пару секунд случайного прикосновения много не увидишь. Передо мной стояла лишь картинка немолодой рыдающей женщины, наверное, той самой сестры, у которой беда. И вообще… – Я замолчала на полуслове, впившись взглядом в свой браслет. На черных крупинках гагата отчетливо белели несколько тонких светлых волосков. – Беру свои слова обратно, твой маневр принес-таки результат.
Я осторожно отсоединила волоски и аккуратно сложила один к одному.
– Мне остановиться? – Алан следил за мной через плечо.
– Нет, поезжай, только медленно. Я не буду входить в транс, дам установку наблюдателя на один конкретный эпизод.
– А в чем разница? – Похоже, ему и вправду было интересно. – Почему в одних случаях ты входишь в транс, а в других нет?
– В первом случае я как бы соединяюсь с разумом человека, вижу все его глазами, мне доступны его мысли и чувства. А в роли наблюдателя вижу происходящее со стороны. Я не знаю, что в этот момент человек думал и чувствовал. Словом, информация получается неполная, но энергии и времени тратится гораздо меньше.
Вот и в этот раз потребовалось не больше трех минут, чтобы выяснить, что баба Варя не солгала. Я видела, как она выбросила халат в мусорный бак на территории амбулатории.
Судя по моим ощущениям, был полдень. А Лариса погибла вечером, поэтому дальнейшую проверку я сочла нецелесообразной.
– Черт! Вот черт! – все, что я смогла произнести, увидев на своем балконе свежевыстиранные полотенца.
– Зовешь родственников, ведьма? – съязвил Войнич.
Он загнал машину в гараж. Мы вышли.
– Родственники уже здесь. Бабушка вернулась. Теперь все эксперименты придется проводить на твоей территории.
Ему эта новость не понравилась.
– Еще чего! Почему?
– Потому что это для тебя я – исчадье ада, недостойное ходить по земле, а для нее – любимая внучка. Она просто не позволит мне рисковать жизнью.
– Ты же говорила, раньше она сама выводила тебя из транса.
– Раньше меня не душили. Я просто устанавливала причину болезни и убирала ее на физическом уровне. Вот и все – никаких путешествий в прошлые жизни. Однажды в образе пропавшего мужчины меня ударили кирпичом по голове, бабушка едва успела меня разбудить. С тех пор Василиса Аркадьевна относится к моей практике весьма настороженно.
– Василиса Аркадьевна – бабушка по материнской линии, урожденная Екатерина Максимовна, верно?
Да, надо признать, он хорошо подготовился. Прямо одержимость какая-то, я вот родословные жертв отца до седьмого колена не изучала. Наверное, мне просто повезло – рядом оказалась Солана, сумевшая объяснить, что, даже искупая прошлое, жить нужно непременно в настоящем. Значение имеет только то, что происходит здесь и сейчас, потому что ничего из минувшего уже не вернешь, а будущее еще не наступило. А вот чемпион, видимо, считает иначе.
– Верно, пришлось взять чужие имена. Василису Аркадьевну придумала я.
Как всегда, когда речь заходила о моем прошлом, Войнич нацепил маску ледяного отчуждения. Надеюсь, за ней не пряталось нечто похуже.
– А твое кто придумал?
Я ответила не сразу. Нахлынули воспоминания.
– В детстве мама называла меня златовлаской. Я просто сократила.
– Твою маму звали Полина Нарышкина? Погибла в автокатастрофе за год до ареста мужа. Ей повезло. Умерла до того, как узнала, что жила со зверем.
Я отвернулась. Под лопаткой кольнуло. И чего он добивается? Ждет, когда сорвусь и разрыдаюсь? Не дождется!
– Изучил все мое генеалогическое древо? Молодец, «пять» по биологии, отлично постарался! Иди домой, я скоро приду.
Он удивленно поднял брови.
– И это все? А где же твоя хваленая защита?
Продолжает нарываться? Что ж, постараюсь оправдать ожидания.
– Соскучился по моим шуткам?
Чемпион традиционно закатил глаза.
– Да уж! По твоим пошлым кабацким шуточкам.
Я подошла к нему почти вплотную и заявила:
– Вот именно. По пошлым и кабацким. Тебе нравится, когда я с тобой заигрываю, лицемер!
Как все просто. Он сразу помрачнел и перестал хорохориться.
– Предупреждаю. Выбери другую линию защиты! Эта – опасна для здоровья.
Я вдруг почувствовала ужасную усталость, ссориться с ним не хотелось, не хотелось вообще ничего.
– А сам-то? К чему этот экскурс в прошлое? Думаешь, причинишь мне боль, и твоя собственная станет меньше? Не станет. Время – оно как анальгетик: боль притупляет, но раны не лечит. Их больше нет – твоей мамы и моих родителей. Делая друг другу гадости, мы ничего не изменим в их прошлом, зато свое настоящее точно превратим в ад. Ты этого хочешь?
Читать дальше