Влада Молнева - Ангелы плачут в июне [litres]

Человеку, обладающему моими способностями, легко возомнить себя вершителем судеб, которому дано решать, кому жить, а кому умирать. Стоит мне преступить эту черту, и назад путь заказан – я ничем не буду отличаться от отца. Жестокость нельзя оправдать великими идеями, да и вообще ничем. Поэтому я помогаю лишь тем, кто этого просит, и никогда не действую человеку во вред. А значит, мечты, увы, останутся мечтами.

Ладно, урод, повезло тебе, живи… пока.

– Все в порядке? – поинтересовался Громов со своей неизменной фальшивой улыбочкой. – Что так быстро – операция сорвалась?

Я резко выдохнула сквозь сжатые зубы:

– Напротив, операция прошла успешно. Все, что хотела, я выяснила. В тот день стояла солнечная погода, и Тамара гуляла с ребенком около двух часов. В интересующее нас время женщина как раз проходила мимо заднего двора Муромовых, она слышала звук отъезжающей со стороны улицы машины.

– Звук? Получается, саму машину она не видела.

– Нет, зато видела, как за несколько минут до этого неподалеку кружила старенькая красная «шестерка», принадлежащая некоему Георгию Трубачеву.

В голубых глазах Громова мелькнуло недоверие, просочившееся в голос:

– И это все ты выяснила за две минуты, даже не впадая в транс? Да ты и впрямь мечта всех чокнутых профессоров, изучающих паранормальные явления. Интересно, сколько бы они заплатили за возможность…

– Громов, не зли меня! Разгневанная женщина – это уже оружие массового поражения, а с моими-то способностями!

– Понял, понял, молчу. – Он поднял руки над головой в знак смирения и раскаяния и уточнил: – Мне нет дела до «глухаря» пятнадцатилетней давности, но раз им интересуется Войнич и дело пахнет хорошими деньгами, отныне я твой партнер по бизнесу – помогу чем смогу. Значит, эта женщина, возможно, видела похитителя и, если понадобится, сможет опознать его?

Я предостерегающе цокнула языком:

– Вот этого я не говорила. Она просто знала, что эта машина принадлежит Георгию Трубачеву, а самого водителя не видела – солнце отсвечивало в лобовое стекло. Найди мне его сегодня: выясни фактическое место проживания и вообще все, что получится.

Красиво очерченные брови Громова дернулись, в голосе прозвучало что-то отдаленно напоминающее прежнюю угрозу:

– Звучит как приказ!

– А ты чего ждал, уговоров? Бизнес есть бизнес. Хочешь денег – зарабатывай! Информация мне нужна в течение ближайших двух часов. Надеюсь, мы друг друга поняли, партнер?

Выражение лица полицейского мгновенно стало непроницаемым и деловым:

– Трубачев? Эта фамилия мелькала на страницах дела Малининой. Сейчас посмотрим.

Он нырнул в салон стоящей рядом «Приоры», достал папку, нетерпеливо перелистал отксерокопированные листы и одарил меня озадаченным взглядом.

– Есть такой: Георгий Трубачев, тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения, уроженец Алтайского края. Его допрашивали в числе подозреваемых, но наличие железного алиби мужчину автоматически реабилитировало.

– А как он вообще оказался в числе подозреваемых?

– Личные мотивы. Отец Ларисы когда-то сбил его сына: несчастный случай по вине мальчика – он сам буквально выскочил под машину.

– И… он выжил?

– Да, отделался переломом обеих ног, других подробностей здесь нет.

– Когда это было?

Он сверился с бумагами:

– В девяностом.

– Странный мотив. Разве за такое мстят спустя семь лет?

– А он и не мстил. Георгий Трубачев вместе с семьей гостил у родни на Алтае с тринадцатого по двадцать второе июня. Родственники это подтвердили.

– Тогда выясни, у кого была возможность воспользоваться машиной в его отсутствие.

– Как? Может, он и сейчас где-нибудь в Алтайской области проживает!

– Ну у тебя же свои методы, – ехидно напомнила я. – Я в тебя верю, партнер. Приступай, срок подачи информации остается прежним – два часа.

Громов недовольно поморщился – не привык получать распоряжения, но промолчал и, сунув мне в руки папку с делом, нырнул в машину.

Войнич был непривычно молчалив. Выяснил, что мне удалось узнать, бросил вскользь, что Громов не похож на того, кто работает исключительно за звездочки, и больше не сказал ни слова.

В Лесогорск мы возвращались в гнетущей тишине.

Несмотря на все вместе пережитое, от него по-прежнему исходили волны негатива в мой адрес. Конечно, далеко не такого резкого, как в самом начале, и все же ощущения были не из приятных. Я улавливала их как радар и поэтому предпочла расположиться на заднем сиденье.