Влада Молнева - Ангелы плачут в июне [litres]

– Можно подумать, он когда-нибудь спит, – не удержалась я от колкости и, решив не испытывать судьбу, сменила тему: – Как там дело Вали, продвигается?

– Отлично, у меня уже двое подозреваемых – выбирай любого.

– Синицын? Он что-нибудь рассказал?

– Конечно, как миленький, я ведь лично допрашивал.

Мне стало не по себе: а не поторопилась ли я сдать капитана этому оборотню в погонах?

– Ты же его не бил, надеюсь?

– Обижаешь, я не применяю физическое насилие.

– Давно ли? – Я вспомнила невольно подсмотренные факты из его биографии. – Раньше еще как применял.

– Молодой был, неопытный. Не понимал, что есть более действенные методы, – хищно осклабился мерзавец. – Идем, а то еще до места около часа ехать.

Перед домом стояла серебристая «Лада Приора», не новая, но в хорошем состоянии.

– Всего лишь? С твоим пафосом я ожидала лимузин или «Кадиллак».

– Вот ты и поможешь мне на них заработать. – Громов, воплощенная невозмутимость, открыл мне дверцу и сел за руль. – Сегодня. Заметь, я не спрашиваю, получится ли у тебя, потому что результат должен быть только один, иначе…

– Вот и не спрашивай, и уж тем более не угрожай, – спокойно предупредила я. – Я не даю обещаний, которые не могу выполнить.

– Так в себе уверена? – одобрительно хмыкнул Громов и завел мотор, машина резко сорвалась с места. – Мне это нравится.

– Что рассказал Синицын?

– Важно не то, что он рассказал, а то, что пытался скрыть. Оказывается, несколько лет назад одна девица обвинила его сына в изнасиловании. Срок ему дали небольшой, а потом и вовсе оправдали, когда выяснилось, что обвинение было ложным. Но за пару дней до этого парня убили в тюрьме во время драки сокамерники. Синицын, когда узнал, слетел с катушек и ту девицу чуть не задушил – еле оттащили. С тех пор он вообще женщин недолюбливает, считает всех шлюхами.

– Как ты это узнал?

– Не важно, у меня свои методы. Не смотри так, я ничего не придумал – свидетели есть. Один коллега здесь как раз в то время работал.

– А Валя?

– Она пришла в отделение вечером двенадцатого примерно в двадцать три сорок и заявила, что ее изнасиловал небезызвестный тебе Руслан Василенко. Ну а Синицын вспомнил историю с сыном, психанул и придушил ее, – невозмутимо сообщил Громов, выруливая на трассу.

– Это тоже запротоколировано? Он сам тебе сказал?

– Не сегодня завтра скажет, – заверил Громов.

Я невольно поежилась. Вот ведь гад! Уже все за всех решил.

– А пока что говорит?

– Что не принял заявление и просто выгнал ее.

– Возможно, так и было, позволь мне…

– Не позволю, – отрезал Громов. – Опять поводишь над ним руками и снимешь все обвинения? На меня давят. Мне нужен результат, а не туманные видения! Василенко пришлось пока отпустить под подписку, но Синицына я посажу, не сомневайся. Или все-таки Василенко, я пока не решил – хорошо, когда есть выбор.

– Ну и сволочь же ты, – констатировала я, в который раз пожалев, что рассказала ему о Синицыне, не выяснив все до конца.

– Она самая, – беззлобно хмыкнул Громов. – Зато я честнее тех, кто играет в рыцарей и праведников, – по крайней мере, ничего из себя не строю.

Немудрено – много ли построишь из фальши, эгоизма и жестокости?

«Три кита» на первый взгляд казался обычным ночным клубом. Собственно, таким он и был для большинства непосвященных посетителей, а еще дешевым отелем, где сразу после танцев и возлияний влюбленные парочки могли снять комнату, чтобы предаться страсти.

И только немногие избранные, проверенные временем и снабженные рекомендациями завсегдатаев, допускались в небольшой звукоизолированный зал, в котором меньше чем за вечер можно было проиграть все, вплоть до собственной жизни, или выиграть возможность начать новую. Впрочем, по-настоящему крупных ставок здесь не делали, но прибыль заведение получало немалую.

Едва переступив порог, мы утонули в волнах цветных огней, рассекающих полумрак, и в грохоте ритмичных зажигательных хитов. На таком благоприятном фоне люди, в основном молодые, выпивали, танцевали и бесстыдно обжимались буквально повсюду.

Громов сделал мне знак не отставать, что было непросто, учитывая, в какой толчее приходилось двигаться. Руку он мне не предложил и вообще всячески старался избегать любых прикосновений, значит, принял к сведению мое предупреждение.

Ловко лавируя в толпе, Громов подошел к крупному темноволосому усачу, сидящему за барной стойкой, и что-то ему шепнул.