Елена Ершова: Все есть яд [СИ]

Он склонился над задыхающейся девочкой, стремительными и выверенными жестами проверил обе ее руки, провел ладонями по налитым щекам, затем стянул с шеи шарф, после чего сухо осведомился:

— Ты боишься крови? Эта фраза вывела мальчика из оцепенения. Он вздрогнул всем телом и с ужасом уставился на незнакомца, наблюдая, как тот вытягивает из ножен длинное искривленное лезвие.

— Что вы… хотите сделать? — хрипло спросил Марек, и не узнал собственного голоса, настолько тот показался ему чужим. Ему вдруг подумалось, что этот странный человек вовсе не собирается спасать его сестру. Неживое, изуродованное шрамами лицо незнакомца пугало не меньше, чем тусклый блеск отточенной стали.

— Спасти ее, — ответил незнакомец в своей странной отрывистой манере. — Это отек гортани. Реакция на яд. Сделаю надрез. Тут, — он коснулся острием лезвия горла прямо над воротником Агнешкиной куртки. — Она сможет дышать. Если не доверишься мне — она умрет.

Выбирай. Агнешка уже не хрипела и не дергалась. Ее руки одеревенели, лицо окончательно покрылось синюшным воском.

— Хорошо, — сказал Марек, облизал губы и выдавил снова:

— Дяденька, прошу! Только спасите ее! Незнакомец удовлетворенно кивнул.

— Держи, — и перебросил мальчику аптечку. — Найди бинты. И не смотри. Пока не разрешу. Руки у Марека тряслись, но он все равно поймал брошенную ему сумку и отвернулся. Он был готов зажать уши руками, чтобы не слышать неприятные, хлюпающие звуки за своей спиной. Слезы снова покатились по щекам. В конце концов, Мареку было только восемь. И крови он все-таки боялся.

— Бинты, — послышался за спиной голос незнакомца. Мальчик протянул ему аптечку, слегка скосив глаза в сторону сестры. Показалось, что шею девочки снова обхватывает связанный матерью шарф. А потом заметил рану поперек горла, и понял — это была кровь. Из всех сил старясь не закричать, Марек сжал зубы и снова уставился в землю. Теперь его колотило не только от страха, но и от холода — вымокшая одежда липла к телу.

— Теперь, — сказал незнакомец. Мальчик собрал всю волю в кулак и глянул снова. Горло Агнешки было стянуто бинтами, и там, где зияла рана, теперь торчал куцый хвост какой-то трубки. И — слава Господу! — она дышала. Но на этом манипуляции незнакомца не завершились. Из той же аптечной сумки он извлек ампулу с мутноватой жидкостью, набрал в шприц.

— Противоядие, — кратко прокомментировал он, а потом ввел иглу в опухшую, черную руку Агнешки так быстро, что Марек даже отвернуться не успел.

— Теперь все. Скоро очнется. Марек сглотнул вставшие комом слезы, разжал побелевшие кулаки.

— Спасибо, — пробормотал он. — Спасибо… Незнакомец не ответил. Вместо этого наклонился над Агнешкой и легко поднял ее на руки, будто она весила меньше, чем перышко.

— Идем, — все тем же ровным тоном сказал он. — Ты не донесешь ее сам. Я помогу. И, не дожидаясь ответа мальчика, двинулся вглубь леса. Марек снова вытер глаза и рот трясущейся ладонью, и не стал спрашивать, откуда незнакомец знает, в какую сторону идти — в его действиях была видна сосредоточенность, в решениях — уверенность и сила. Агнешка доверчиво лежала на его плече, и на ее щеки постепенно возвращался легкий розоватый румянец. Будто во сне, она улыбнулась, шевельнула губами, с которых сорвалось что-то вроде тихого «а-аа-нн…» И Мареку сразу вспомнился ее возглас при виде падающего вертолета: «Смотри! Ангел…» А ведь этот человек для нее действительно стал ангелом-спасителем. Догнав идущего впереди мужчину, Марек дернул его за рукав.

— Дяденька! Что ж вы не сказали, что вы лекарь? Мальчик с любопытством поднял глаза, вглядываясь в бесстрастное лицо человека. Тот по-прежнему глядел себе под ноги, и не удостоил Марека даже взглядом, но ответил — как показалось мальчику, несколько резковато:

— Не сказал и ты. Что сестра неполноценная. Марек вскинул голову, будто ему дали оплеуху. Глаза снова наполнились слезами, но теперь это были слезы обиды. Вспомнились все грязные дразнилки соседских пацанов, и Марек со злостью выкрикнул:

— И что ж тогда? Оставили бы ее умирать, да? Мужчина промолчал.

— Пусть юродивая! — продолжил Марек, снова сжимая кулаки. — Да только я ее люблю! Не простил бы себе, если б оставил ее умирать! И не смейте… не смейте больше так о ней говорить!

Человек остановился. Мальчик остановился тоже, и в который раз за день его сердце рухнуло в пятки — взгляд незнакомца был холодным, очень внимательным. Так, должно быть, ученые глядят в свои микроскопы, наблюдая над размножением бактерий в капле воды. И он, Марек, был ничуть не сильнее бактерии — всего лишь испуганный восьмилетний мальчик, заблудившийся в глухом лесу и оставшийся наедине с больной сестрой и… а с кем, собственно говоря? Гимнастерка человека был слишком сильно заляпана грязью и сажей, чтобы определить принадлежность хоть к каким-то войскам. Не было и никаких знаков отличия, за исключением шеврона на левом рукаве. Но и он был испачкан, так что мальчик не сумел разглядеть изображение толком. Потом в памяти всплыл образ увиденного им ранее вертолета — ржавая консервная банка, списанная за ненадобностью, но подобранная кем-то, отремонтированная и выкрашенная в ядовито-оранжевый цвет.