Стивен Кинг - Глаза дракона [litres]

– Да? – переспросил Пейна без интереса.

– Да! А вы верите, что он это сделал? Вы действительно верите в это?

Пейна усмехнулся так, что даже горячая кровь Бена застыла в жилах.

– Если бы я не верил, я бы поостерегся говорить об этом кому попало, – произнес он с ужасающей медлительностью. – Иначе очень скоро почувствовал бы на шее лезвие топора.

Бен молча смотрел на него.

– Ты называешь себя его другом, и я тебе верю. – Пейна, так же прямо сидя в кресле, не отрывал от Бена глаз. – Если ты и впрямь его друг, ты сделаешь то, что я сказал, и не больше. Если ты надеешься, что Питер в конце концов будет освобожден – а я вижу это по твоему лицу, – то оставь эти надежды.

Пейна не позвал Арлена, а сам вывел юношу через черный ход. Солдат, который привел его, завтра же отправится в Западный феод.

У двери Пейна сказал:

– Напоминаю еще раз: не отступай от договоренности ни на шаг. Друзей Питера сейчас не очень жалуют в королевстве, что неопровержимо доказывают твои синяки.

– Я буду драться с ними! – воскликнул Бен.

– Да-да. – Пейна опять усмехнулся. – И то же самое придется делать твоей матери? Или младшей сестре?

Бен уставился на него широко раскрытыми глазами.

– Так и будет, если ты не проявишь максимальную осторожность, – сказал Пейна. – Буря только начинается. – Он открыл дверь, за которой выл ветер. – Иди домой, Бен. Думаю, родители будут рады увидеть тебя.

Так оно и было. Родители встретили его у дверей – они услышали колокольчики. Мать, рыдая, кинулась на шею сыну. Раскрасневшийся отец до боли жал ему руку. Бен вспомнил слова Пейны: Буря только начинается.

Позже, лежа в постели и слушая вой ветра за окном, Бен понял, что Пейна так и не ответил на его вопрос – верит ли он в виновность Питера.

На семнадцатый день царствования Томаса Деннис, сын Брендона, принес в Иглу первую партию салфеток. Он взял их из хранилища, о котором не знали ни Питер, ни Бен, ни сам Андерс Пейна. Деннис знал, потому что был дворецким из древнего рода дворецких, но для него это было само собой разумеющимся, и он не думал о том, откуда взялось столько салфеток. Мы еще поговорим об этой комнате, а пока достаточно сказать, что знай о ней Питер, он мог бы попытаться убежать тремя годами раньше, и тогда многое обернулось бы иначе.

Королевский герб с салфеток удаляла женщина, которую Пейна выбрал за быстроту ее иглы и за умение молчать. Она целыми днями сидела в кресле у дверей кладовой, срезая ветхие нитки. Когда она делала это, ее губы были сжаты еще крепче, чем обычно: ей казалось почти святотатством портить такую хорошую работу, но она была бедна, и деньги, предложенные Пейной, казались небесным даром. Поэтому она год за годом сидела там и работала ножницами, как одна из волшебниц-сестер, о которых вы, должно быть, знаете из другой сказки. Она не говорила о своей работе никому, даже мужу.

От салфеток исходил странный запах – чистый, но затхлый от долгого хранения, – и они были девственно-белыми, двадцать дюймов на двадцать каждая, достаточно, чтобы прикрыть колени самого большеногого едока.

При доставке первой партии салфеток разыгралась комичная сцена. Деннис и Бесон некоторое время глядели друг на друга – каждый ожидал от другого чаевых. Поняв тщетность ожиданий, Деннис повернулся к двери, и разочарованный Бесон проводил его легким пинком. Потом взял одну из салфеток и сделал вид, что вытирает ею зад, к немалому веселью подчиненных. Но только сделал вид – в дело замешан Пейна, значит, надо быть осторожным.

Впрочем, все могло измениться. В пивных Бесон уже слышал разговоры о том, что главный судья вызвал недовольство Флегга, и, быть может, скоро ему предстоит взглянуть на судебную процедуру несколько под другим углом – с одного из шестов на высокой стене замка.

На восемнадцатый день царствования Томаса на подносе с завтраком, который принесли Питеру, появилась первая салфетка. Она была такой большой, что целиком закрывала скудную еду. Питер улыбнулся – впервые в этом гиблом месте. Его щеки уже густо поросли щетиной, которой предстояло вырасти в длинную бороду, и вид у него был довольно несчастный… пока он не улыбался. Эта улыбка волшебным образом преображала лицо, делала его сильным и сияющим.

– Бен, – прошептал он, поднимая салфетку. – Я знал, что ты это сделаешь. Спасибо, дружище. Спасибо.

Первое, на что Питер употребил салфетку, – вытер слезы, которые потекли по щекам.