Спорткомитет ютился в плохоньком домишке, постепенно уходящем в землю. Не калмыки мы. Черноземцы. У нас не степи знамениты, а пашни. Чернозема на аршин. Воткни палку — растет!
Вот одни палки и растут… Нет, хлебушек тоже родится, и родится неплохо, но сколь его с земли не возьми, все убыток. Долги только в гору идут — за горючку, за запчасти, за кредиты, за красивые глаза. Не дается богачество в руки народу, плачь, не плачь. Но по отдельности есть и у нас богатенькие, немного, но есть.
По пути купил баллон пива. Большой, двухлитровый. Покупать пиво хирургу теплинское общественное мнение дозволяет. Шахматисты пиво любят. У нас хоть и не «Режанс», но кружки большие, старинные, еще с советских времен: граненые, на пол-литра.
Я угадал: в спорткомитете шахматистов было трое. Я — сам-четвертый. Как раз по кружке на брата.
Бахмагузин и Соколов играли, а Морозовский томился без соперника. Мы, вторые номера местной шахматной иерархии, время от времени играли с соседями из Веневского, Рамонского и Поворинского районов, а раз в году дружно ездили в Черноземск защищать честь района. Защитнички не хуже других…
Я поставил баллон на свободный столик.
— Пиво без водки — деньги на ветер, — заметил Бахмагузин. Мысль эту он привез из потерянной страны Чехословакии, в которой побывал еще в темном социалистическом прошлом, будучи молодым хлеборобом-ударником. Там, на вечерах чехословацко-советской дружбы, они вместе с чешским пивом пили московскую водку, и получалось полное взаимопонимание.
— На ветер, так на ветер, — я расставил фигурки.
— У нас самогоночка, марганцовкой правленая, противогазом чищенная, медком сдобренная, смородинкой облагороженная, — соблазнял Бахмагузин.
— Нет, я свою норму выбрал. Еще с утра, уж пришлось.
— Говорят, в Волчьей Дубраве того… пошалили… Насмерть.
— Было дело, — я не люблю распространяться ни о живых пациентах, ни о мертвых. В первом случае врачебная тайна. Во втором — тайна следствия. И вообще, я отдохнуть хочу. Отвлечься.
— В магазине слышал, колом проткнули сердце, — продолжил Бахмагузин. Судя по всему, позиция его безнадежна.
— А что ты в магазине делал-то?
— Так… Зашел…
— Должно быть, разбогател?
Поняв, что подробностей от меня не дождаться, он вернулся к позиции на доске.
Я сделал с Морозовским три быстрые ничьи, а Бахмагузин с Соколовым мучили ладейный эндшпиль.
Свет мигнул — и погас. Добрый вечер, район!
— Стоит игра свеч? — спросил Бахмагузин. — Или будем считать — ничья?
— Какая ничья? — возразил Соколов. — Хочешь слить, говори прямо.
Затеплился, замерцал огонек.
— Этот огрызок последний, — предупредил Морозовский. — Давайте на лампу скидываться.
— Скинемся, но сначала отложим, — предложил Бахмагузин. — До лучших времен.
Соколов пожал плечами.
— Отложим, так отложим.
К счастью, партия не моя. У меня и без того список отложенных дел длинный — поставить на зуб коронку, поменять водопроводный кран, купить коричневой ваксы для обуви, починить табурет и дочитать, наконец, взятый месяц назад в библиотеке американский детектив.
— Который час? — Бахмагузин был в печали. Часов не наблюдают лишь счастливые, а несчастным следить за временем просто вменено в обязанность.
— Сейчас, двадцать два на сорок восемь разделю, — бородатой шуткой ответил я.
Мы вышли на крыльцо. Редкие огоньки свечей да керосиновых ламп напоминали, что мы живем в райцентре, а не в диких местах. Действительно, нужно скинуться. Лампа куда удобнее свечи. И ярче, и экономнее. Да чего скидываться, тоже мне, проблема. Завезут в магазин, возьму да и куплю.
— По капельке?
— Какой такой капельке?
— Да вот, — Бахмагузин вытащил из ниоткуда четвертинку. В лунном свете она казалась волшебным сосудом, заключившем в себя духа могущественного и знатнейшего. Например, джинна Гассана Абдурахмана ибн Хаттаба. Прячется, лицо арабской национальности! Милиции боится!
— Водка? — не поверил Морозовский.
— Натуральнейшая!
— Можно погладить?
— Пожалуйста!
Соколов вернулся в комнату, где, после поиска, стоившего полкоробка спичек, нашел стаканчики. В пивные кружки четвертинку разливать как-то несолидно. Если б четверть!
— А с чего — водка-то? Чай, не графья! — спросил Морозовский.
Действительно, водку у нас пьют редко. При нынешнем уровне самогоноварения оно как-то даже стыдно.
— Ну, у меня ведь теща гостила, знаете?
— Знаем!
— Вот. А сегодня уехала!
Читать дальше