Йон Линдквист - Химмельстранд. Место первое [Литрес]

Стефан взял его за руку и приподнялся на стуле.

– Я здесь, родной. Папа здесь, с тобой.

Попытался встретиться с Эмилем глазами, но глаза у мальчика такие же пустые, как у его зверушек. Огромные неподвижные зрачки занимают почти всю радужную оболочку. Эмиль поднял руку и пошарил перед собой, как слепой.

– Мама?

– Мамы нет, сынок.

Несколько хрипящих, булькаюших вздохов.

– А… где… мама? – мальчик произнес эти слова раздельно, с трудом отлепляя язык от нёба.

– Она вышла. Она…

Он прервался, потому что голова Эмиля шевельнулась – без сомнения, жест отрицания.

– Приведи маму. Это срочно… поезжай…

В гортани опять забулькало, Эмиль опять закашлялся, и несколько сгустков свернувшейся крови попали Стефану на руку.

У Стефана произошло раздвоение личности. Один Стефан оказался не в состоянии справиться с постигшим его горем. Этот Стефан сошел с ума, ему хотелось выть, кричать, биться в тесной тюрьме мозга, а другая версия, другой Стефан, держал сына за руку и притворялся, что вынести горе он все-таки может.

Кашель прекратился.

– Куда я должен ехать?

Эмиль сделал настолько глубокий вдох, насколько позволяла искалеченная грудная клетка, и сказал тем же заплетающимся языком:

– Тьма. Ты. Я. Мама. Срочно… скоро… тьма.

– Мальчик мой, что ты имеешь в виду? Скоро… тьма? Скоро будет темно? Я не понимаю.

Но Эмиль не ответил – вновь погрузился в забытье. Задышал редко и поверхностно. Рука сделалась совсем ватной. Стефан осторожно положил ее на одеяло.

Срочно. Тьма.

У горизонта мрак. Так говорил Петер – у горизонта мрак. Стефан собирался расспросить его поподробнее, но случай так и не представился. Тогда он смутно решил, что и у этого странного мира есть границы. Где-то он кончается.

Срочно.

Вот это выматывающее душу бездействие и послужило причиной появления спятившей ипостаси Стефана. Все что угодно – лишь бы не сидеть без дела, осознавать свое бессилие и ждать, когда этот второй Стефан, этот псих, окончательно возьмет верх.

Стефан присел на корточки, подсунул руки под большую диванную подушку, на которой лежал Эмиль, и поднял, стараясь не уронить зверей. Еле удержался, чтобы не взвыть от резкой боли в сожженной спине.

Боком вышел из кемпера, спустился по лесенке и устроил Эмиля на заднем сиденье. Черепашку и Хипхопа уронил по дороге, пришлось вернуться.

Постоял немного с ремнем безопасности в руках, пытаясь сообразить, как же пристегнуть Эмиля.

Срочно.

Он махнул рукой и отпустил пряжку. Ремень быстро уполз в гнездо.

Поцеловал Эмиля в лоб, обошел машину и сел за руль.

Глянул на Эмиля – глаза по-прежнему закрыты. Посмотрел на зверушек и произнес слова, которые всегда говорил Эмиль, когда собирался в какое-нибудь опасное путешествие – например, на Меркурий.

– Ну что, поехали?

Дональд так и лежал на капоте, перегнувшись и приложив щеку к еще не остывшему металлу. Он перестал кричать – не было ни сил, ни желания. К тому же он понял, что и не хочет, чтобы Майвор вернулась. Во-первых, не хочет видеть ее опостылевшую физиономию, а во-вторых, не хочет и боится узнать, что с ним и какие у него шансы выжить.

Поначалу жгучая, почти невыносимая боль в сломанных костях таза постепенно стихла и продолжала стихать по мере того, как кровь все слабеющими пульсирующими струйками продолжала вытекать из отрубленной руки.

Голова кружилась, и осталось единственное желание – чтобы его не трогали. Если сдать машину назад, весь его немалый вес придется на кости таза, и боль вернется.

«Мне конец», – подумал Дональд со странной апатией. Даже придумать невозможно сценарий, как спастись. Возможно, кровопотеря тому виной, но в полубредовом состоянии его все же удивило, как легко он примирился с этим фактом.

Ты сейчас умрешь, Дональд.

Ну что ж. Как раз вовремя.

Он всегда думал, вернее, надеялся, что в его последние минуты смерть явится к нему в каком-то образе.

Речь шла не об утешении и не о примирении с неизбежным. Он ничего так не хотел, как отвесить смерти хук с правой. Так сказать, пойти на дно с поднятым флагом.

Но теперь, когда он и в самом деле умирал, такого желания не было. Хотелось просто растаять, заснуть и исчезнуть в застилающем глаза красном тумане.

– Бьюкенен, Линкольн, Джонсон, Грант… – забормотал он и увидел Грейсланд.

Но это не тот Грейсланд, не храм Элвиса, где они когда-то были на экскурсии. Ни одного туриста, Майвор тоже куда-то подевалась. Он может бродить по пустым комнатам сколько вздумается.