Йон Линдквист - Химмельстранд. Место первое [Литрес]

Дядька наклонился, чтобы войти в низкую дверцу. Внезапно он замер и прислушался. Глаза его сузились. Что-то, очевидно, услышал – напряженная морщинка на лбу сгладилась, он улыбнулся и даже начал потирать руки.

– Ну и ну, – сказал он с радостным удивлением. – Похоже, и у меня там есть дела.

Эмиль не мог понять, почему этот дядька так оживился и начал махать рукой, чтобы Эмиль подошел поближе.

Эмиль засомневался. Непохоже, что это такой дядька, о каких предупреждала мама. Сказал бы, что у него мешок конфет в вагончике или, к примеру, живой кролик. Попытался бы его туда заманить. Но нет – этот выглядит совершенно незаинтересованным. Его волнует только то, что он услышал. И когда Эмиль не двинулся с места, он пожал плечами.

– Как знаешь.

– Подождите, – крикнул Эмиль. – Я иду.

Нет, вряд ли это такой опасный старик из маминых рассказов. Хоть и не скажешь, что симпатичный, но… одному идти туда страшновато. К тому же опять начало жечь грудь. Он поднялся по лесенке.

Конечно, никакая это не штора. За дверью кемпера – темень, такая плотная, как расползшийся шоколадный пудинг. Дядька утонул в нем мгновенно, и его нигде не было видно. Эмиль помешкал немного и перешагнул порог.

Там, внутри, было темнее, чем если когда зажмуришься. Он обернулся. В проеме двери был виден кемпинг в нескольких сотнях метров. Небо налилось лиловым вечерним светом, но свет этот не проникал ни на сантиметр за порог вагончика.

Он услышал голос странного дядьки. Эмиль боялся, что, когда он ступит за порог, сразу на него наткнется. Но голос звучал издалека, и Эмиль даже не мог определить направление – откуда.

– Надо закрыть, чтобы…

Конца фразы он не расслышал, потому что дверь с грохотом захлопнулась. И стало так темно, что Эмиль пожалел, что с ним нет Сабре. Он один.

Он крикнул: «Эй!», но никто не ответил.

Сердце билось так, что удары отдавались в ушах. И хотя ничего приятного в этих звуках нет, это все же звуки . И звуки эти означают, что он жив и что он здесь. Эмиль потрогал свое лицо, сунул палец в нос и поковырял немного – все как обычно, хотя ковырять в носу запрещено.

Постепенно в темноте проступил лиловый прямоугольник. Эмиль сразу понял – это дверь. Глаза его немного привыкли к мраку, он мог четко указать контуры двери, но когда на улице станет темно, исчезнет и этот слабый, но все-таки внушающий надежду свет.

Он сделал глубокий вдох, отвернулся от двери и пошел. Почему-то он решил, что ни за что не наткнется на стену крошечного кемпера.

И оказался прав.

Стефан собрал все мягкие игрушки Эмиля и внимательно их осмотрел. Они почти не пострадали – только в нескольких местах капли кислотного дождя оставили маленькие черные кратеры. Он представил, сколько часов, дней и недель ушло у Эмиля, чтобы построить фантастические миры, где эти смешные зверушки были его соратниками, попутчиками, компаньонами…

Несколько раз Стефан принимал участие в этих играх. Постепенно выкристаллизовались характеры. Медвежонок Бенгтсон – тугодум, но верный и надежный друг, на него можно положиться. Рысенок Сабре – авантюрист, вечно придумывает самые отчаянные планы. Черепашка – самовлюбленный тип, утверждает, что живет уже тысячу лет и поэтому все знает. Утенок Хипхоп трусоват, а Бунте, чью породу так и не удалось установить, то и дело затевает ссоры.

Стефан выстроил зверушек вокруг Эмиля как телохранителей.

– Помогите ему, – прошептал он. – Неужели вы не можете ему помочь?

Пуговичные глазки пусты. Стефана поразила мысль, настолько грустная, что у него защемило сердце, будто в него воткнули кинжал.

Они все умрут.

Он не хочет даже думать о жуткой возможности, что и Эмиль может умереть, но такая возможность прямо вытекает из предыдущей.

Они умрут вместе с ним.

Еще один поворот кинжала.

Без Эмиля все эти верные друзья, авантюристы и путешественники, – всего лишь неуклюжие штуковины из тряпок и полиуретана. И что с ними делать, если… Выкинуть? Нет, на это Стефан никогда не решится. Сложить в ящик, отнести в чулан и постараться забыть. Лет через десять наткнуться на этот ящик, открыть и посмотреть на лучших друзей Эмиля – сгнивших и заплесневелых. Сгнивших и заплесневелых друзей Эмиля.

– Прошу вас… – прошептал он. – Не умирайте.

Они не должны умирать – зверушки, Эмиль, Вселенная.

Эмиль закашлялся, поднял руку, пошевелил пальцами и открыл глаза.

– Папа? – сказал он тихо и хрипло из-за забивших гортань сгустков крови и слизи. – Папа, ты где?