Йон Линдквист - Химмельстранд. Место первое [Литрес]

Петер не знал, кто такая Молли, зато твердо знал, кто он. Человек. Самый обычный человек из плоти и крови, и будет цепляться за жизнь до конца. Подполз к кровати. Взял Изабеллу под мышки, оттащил в кухонный угол и прислонил к мойке. Проверил, нет ли дыр в потолке над головой.

Сложил кровать, сорвал оба матраса, положил на стол так, что под столом образовалось пространство с полуметровой крышей из пенопласта. Он понимал, что это всего лишь жалкая попытка отсрочить неизбежное, но ничего не мог с собой поделать. Он должен был бороться до конца – потому что он человек .

Несколько жгучих капель упали на спину. Петер стиснул зубы.

– Иди сюда! – крикнул он и посветил фонариком. – Ты должна…

Конус света упал на лицо Молли. Она смотрела на него выжидательно, а по лицу ее ручьями текла смертоносная жидкость. Изабеллы у мойки нет. Что-то изменилось в вагончике. Шум дождя стал сильнее, теперь это была не просто барабанная дробь на крыше, к ней прибавилось монотонное шипение. Ничего удивительного – дверь в кемпер открыта настежь. Петер посветил в проем и увидел контуры женской фигуры – Изабелла шла сквозь дождь.

– Изабелла! Ты с ума сошла!

Он шагнул к двери, но Молли крепко схватила его за палец. Совершенно непонятно, каким образом Изабелле удается так долго держаться на ногах под огненными струями.

Через несколько секунд ее фигура стала неразличимой.

Молли потянула его к импровизированному шалашу. Петер уже не чувствовал жгучие уколы отдельных капель, все тело превратилось в сплошное одеяло боли. Голова гудела так, что он боялся потерять сознание, а в глазах стоял багрово-красный туман.

Они забрались под стол. Петер, крича от боли, скорчился как мог, чтобы уместиться под небольшой столешницей.

Хватит. Хватит. Я больше не могу.

На лоб его легла маленькая прохладная ладонь. Сквозь красную завесу он увидел, что Молли села рядом, положила подбородок на колени, улыбается и гладит его по голове.

– Теперь только я и ты, папа. Уютно, правда?

В иных обстоятельствах можно было бы сказать, что Леннарту, Улофу, Майвор и Дональду повезло. Фермеры сняли разделочный стол из нержавеющей стали, и он оказался как раз нужной длины, чтобы положить поперек вагончика, между подоконником с одной стороны и кухонным столом с другой. К тому же прокат на их старом прицепном вагончике был намного толще, чем на современных, легких и изящных, продуманных до каждого сантиметра и грамма кемперах. Прошло несколько минут, прежде чем первые капли упали на стальную крышу над их головами. Они сидели, скорчившись, на лицах играли желтоватые блики керосиновой лампы.

Майвор совершенно ушла в себя – сидела с закрытыми глазами, только губы еле заметно шевелились. Даже Дональд утихомирился. На губах застыла презрительная ухмылка. Дескать, ваша возня недостойна моего внимания.

Но под укрытие залез.

Все происходящее казалось настолько нелепым и неправдоподобным, что Улоф решил высунуть руку и тут же пожалел о необдуманном решении: на ладони образовался маленький ярко-красный кратер, с регулярностью метронома посылающий импульсы острой боли в руку.

Это и в самом деле так.

Улоф – мечтатель. С тех пор как они объединились с Леннартом, он частенько представлял себе счастливую старость, свободную от тяжкого и непрерывного труда.

Как они с Леннартом будут сидеть на качалках на веранде… а почему бы не в гамаках? Вот они покачиваются в своих гамаках, а Анте и Гунилла не только взяли на себя все заботы о ферме, но и успели родить двух малышей: мальчика и девочку… Вот они покачиваются в своих гамаках, отдыхают от тяжелой крестьянской жизни. Иногда приходят Анте и Гунилла – посоветоваться, и детишки прибегают, просят помощи со своими затеями. Вот они покачиваются в гамаках, и дни текут медленно и ласково. Как замечательно иметь рядом близкого человека, особенно когда жизнь подходит к концу. Восход солнца… или нет, лучше вечер, когда наливается закатным золотом засеянное поле. Можно взяться за руки и печально вздохнуть… обязательно вздохнуть – что может быть сладостней легкой меланхолии на закате солнца и закате дней?

Капля проела разделочный стол и упала на ламинат. Ноздрей Улофа достиг едкий химический запах неведомой кислоты и расплавленного пластика, и он подумал, что эта его мечта так и останется несбыточной. И что это последняя мечта в его жизни.

Если бы я только мог…