Тёма Шумов - Тиховодье

Грохнул выстрел. На пару секунд у нее заложило уши, а эхо заметалась между полом и потолком и, отражаясь от стен, помчалась по пустым коридорам.

Пуля попала в угол за ее спиной, раздробив стилизованную под старину лепку. Пыль и крошка осыпались на пол.

– И опять так, – он приставил ствол к виску, нажал на курок. Но вместо выстрела раздался лишь щелчок осечки.

– Видишь?! Ничего! Я, бляха, бессмертен!

Новый щелчок. Рустам засмеялся.

– А может я не прав, а? Может это я бог! Я сотворил этот мир и вершу судьбы! Я! Я – есмь воскресение и жизнь! Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек, и никто не похитит их из руки моей!

Он вложил ствол в рот и нажал на курок.

Вместо щелчка, прозвучал глухой выстрел. Фонтан крови, костей и мозгов брызнул из затылка служителя закона. Он упал, театрально раскинув руки.

Катя вскрикнула и, отшатнувшись, уронила стоявшее возле лестницы деревянное кашпо с нолиной.

Сука, сука, – повторяла она, поднимаясь по темным лестничным пролетам на второй этаж. – Он просто съехал с катушек, это было видно с самого начала. Дерганый, возбужденный. Нес всякий бред.

Меньше всего ей хотелось увидеть развороченный затылок Рустама, его навеки застывший полный удивления взгляд. Она сбежала, даже не посмотрев в его сторону.

Ты ничем не могла бы ему помочь, – оправдывала она себя. – После такого не выживают. Да чем тут помочь можно!? Его мозги разлетелись на несколько метров, как сопли во время простуды!

Пространство между лестничными пролетами было огорожено металлической сеткой так же, как в школе параллельного Тиховодска. Она случайно дотронулась до мелких ячеистых сплетений и тут же отдернула руку, ощутив легкий удар тока.

Вход с площадки второго этажа преграждала металлическая дверь с кодовым замком. Надпись под пластиковой панелью, прикрученной к стене уведомляла…

…Второе отделение. Вход ограничен…

…что просто так и всем без разбора за нее не попасть. Однако по извечной российской расхлябанности дверь была приоткрыта, а замок заблокирован в одном положении, торчащим из него огрызком карандаша.

Коридор второго этажа показался темной глоткой гигантского чудовища. Арочные перемычки поддерживали высокие в ржавых разводах потолки. Стены покрывала паутина трещин. Запустение и заброшенность, царящие тут, диссонировали с походившим на картинки клиник из рекламных буклетов, холлом первого этажа и видом здания снаружи.

Думается, на второй этаж не водили ни фотографов. Комиссиям, рекламщикам и инвесторам его тоже не показывали. Типичная российская больница.

Двести сорок первая палата оказалась в противоположном конце коридора. Войдя внутрь, она ощутила смесь запахов, остающихся после недавнего ремонта, – запах шпатлевки, влажного бетона, клея. Палата выглядела скромно, но разрушенности и запущенности коридора в ней не наблюдалось. Чистые простые обои с неброским мелким узором и песочной текстурой обтягивали стены. На навесном потолке бородавками торчали панорамная камера и дымоулавливатель. У заправленной кровати в углу стояла небольшая тумбочка, на которой среди вороха бумаг, стопки старых журналов находилась рамка с ее фотографией.

Это была фотография, которую она сделала за несколько минут до того, как броситься под колеса фургона. Одетая в черную майку и джинсы она позировала сама себе на фоне ресторана «Марсель» перед вывеской, приглашающей посетителей отведать шашлыков и комплексные обеды, среди цветов петунии и бугенвиллея в длинных деревянных горшках вокруг летней веранды. А в это время Макс уже скатывался с горки на велосипеде и набирал скорость.

Она смотрела на себя и не узнавала. Она опять словно видела чужака, одетого в свою одежду, примерившего на себя ее лицо. Похитившего ее жизнь и жизнь ее ребенка.

Сомнений у нее не осталось – это была палата, в которой держали Максима.

– Сынок, где же ты, – прошептала она и увидела у изголовья кровати пластиковый карман, из которого вместо обычных рецептурных листов и графика температуры торчали подшитые листы.

– Клиническая история больного. Максим Нилов, – прочитала она.

На титульном листе присутствовала синяя квадратная печать с текстом «Копия. Собственность клиники «Сосновый бор».

Количество полных лет : 21.

Место работы : безработный.

Клинический диагноз : Шизофрения, параноидная форма непрерывно-прогредиентного течения, галлюцинаторно-параноидный синдром.