Тёма Шумов - Тиховодье

Тем более, такие как вы – это по его специализации, – вспомнила она.

А что если это про нее? Что если это ее история болезни? Ведь все описанные симптомы совпадают. И все это время она шла сюда с одной единственной целью – понять, что все это находится внутри ее безумного сознания.

Над стойкой дежурного врача показалась бритая голова и она, громко вздохнув, приготовилась заорать.

– Долго же ты сюда добиралась, – раздался знакомый голос.

– Вы? – Катя, перевела дух.

– Я, – Рустам улыбнулся, вставая с низкого офисного стула и разгибаясь во весь свой немаленький рост. – Хотя с уверенностью ответить на этот вопрос уже не могу.

– Что вы тут делаете?

Он проигнорировал ее вопрос.

– Я все понял, – заявил полицейский, расстёгивая пуговицы на воротнике и рукаве форменной рубашки.

Его глаза подозрительно сияли. На висках блестели капельки пота или дождя. На столе перед ним лежал пистолет, чья черная матовая поверхность, выделяясь среди заполнявшего стол бумажного хлама, пугала своей чужеродностью и враждебностью.

– Что? – от нехорошего предчувствия в животе проснулся страх и принялся скрести своими лапками, пытаясь выбраться наружу.

Рустам закатал рукав.

– Вот, – он показал ей левую руку.

Выше запястья тянулись бледные следы давно зарубцевавшихся шрамов.

– И вот – он расстегнул ворот и провел пальцем по шее, будто показывая то, как надлежит перерезать себе горло, но на самом деле демонстрируя длинный след, оставленный удавкой. – Я обнаружил их совершенно случайно. И как не напрягал свою память, я ничего не мог вспомнить о том, когда и как их получил. Лишь после долгой и напряженной мозговой деятельности я вытащил из головы какие-то обрывки.

Полицейский покрутил пальцем, так словно наматывал на него результаты этой самой мозговой деятельности. Его жестикуляция была гораздо живее и насыщеннее чем в прошлые их встречи. Присутствовала даже некоторая лихорадочность в движениях.

– Они походили на стершиеся воспоминания сумбурного сна – бессмысленные и фрагментированные. Это меня н… н… насторожило, – возбуждение вызвало у него даже легкое заикание. – Только добравшись сюда и поняв, что нет никакой эвакуации. Все это бутафория. Я смог сложить фрагменты стёршихся воспоминаний и ужаснулся.

Он опять протянул руку, вывернув запястья и тыча пальцем в толстый бледный шрам поперек предплечья.

– Я делал это сам. И уже не один раз.

– Мне жаль, – Катя не знала, что ответить на это. Сначала ей захотелось как можно быстрее избавиться от общества Рустама. Было видно, что полицейский сошел с ума или находится на грани помешательства. Она подозревала, что никто (даже он сам) не мог бы сказать, что придет ему в голову в следующий момент. Поэтому все, что пришло ей на ум – банальное « мне-жаль ». Не выдавать же удивленно-восторженное « ух-ты », разглядывая следы членовредительства и коллапса чужого сознания. Или еще хуже – « вау-очуметь ».

– Но зачем? – добавила она, подумав, что необходимо поддержать разговор и выразить свою заинтересованность.

– Мы все, кто остался в этом городе, мы все – мертвы. Я понял, что мы проживаем один и тот же день на протяжении вечности. Когда вода сметает тут все, все начинается сначала. Мы забываем, что было, и опять безуспешно боремся, сами не знаем с чем, и пытаемся вырваться из замкнутого круга. Воспоминания пережитого дня остаются, такими как у меня смутными обрывками, неясными ощущениями. И шрамами, которые, впрочем, тоже со временем рассасываются.

Его слова звучали все тише, казалось силы оставляли его с каждым словом. Паузы между ними увеличивались.

– Я больше часа пытался покончить с собой. Так же как делал уже не раз до этого. Все безуспешно. У меня ничего не вышло. Все раны тут же затягиваются. Петля на шее, выстрел из табельного. Ничего не помогает. Мы должны дожить этот день до конца, дойти до какого-то финала.

Между ними повисла неловкая тишина. Рустам погрузился в свои мысли. Его взгляд уперся в одну точку, губы шевелились. Он продолжал вести диалог, но уже с видимым только ему собеседником. Катя стояла в нерешительности. Она не могла просто развернуться и уйти, но и находиться рядом с ним ей было тяжело.

И страшно.

Она лихорадочно пыталась подобрать слова, чтобы завершить разговор так, чтобы еще больше не ранить человека, одной ногой уже ступившего за край.

– Вам не повезло, – Катя, наконец, решилась заговорить снова.