Елена Арсеньева - Дом проклятых душ

Маша сразу узнала его. Этим самым топором Донжа снес голову Ивану Горностаю, и кровь храбреца до сих пор обагряла лезвие.

– По полу толкни! – скомандовал Жука, и Глафира, положив топорик на пол, подтолкнула его к Жуке.

Тот ловко перехватил наган левой рукой, правой поднял топор и показал его Горностаю.

– Разбойник и грабитель Донжа этим самым топором отрубил голову полицейскому унтеру Ивану Горностаю и положил его голову клад охранять, закляв его… – Жука начал было тянуть театральную паузу, но не выдержал и трех секунд: – Закляв клад на две его головы! Понимаешь? На две головы Горностая!

– Ты хочешь сказать, что мой предок был двухголовым? – спокойно осведомился – именно осведомился, а не спросил! – Горностай, и Маша сразу вспомнила, как она гадала, впервые прочитав страшную надпись у двери: на какие еще головы?! Чьи?! И почему именно на две? Что за тип с двумя головами?!

От этого воспоминания, а главное, от проникнутого издевкой голоса Горностая стало легче на душе. А вот Жука откровенно онемел, ибо такой наглости он, конечно, не ожидал от пленника, стоявшего на коленях под прицелом.

– Я хочу сказать, что мне нужна вторая голова второго Горностая! – прошипел он. – А второй Горностай – это ты!

– Вторая голова второго Горностая? – повторил Горностай с той же интонацией. – То есть моя вторая голова? Но тебе придется ее долго искать!

– Хорохоришься? – прохрипел Жука. – Ничего, сейчас успокоишься! Донжа у мертвого Горностая голову срубил, ну и я тебя грохну и обезглавлю. Но сначала эту девку пристрелю!

– Заткнись, подонок! – раздался яростный крик Горностая. – Какая она тебе девка?! Это моя жена!

Смерть заглядывала в глаза, ужас то сжимал, то разжимал на горле костлявые пальцы, но все-таки не было в жизни Маши мгновения счастливей, чем это!

– Что?! – ошеломленно выдохнул Жука. – Жена?! Так вы там, значит… Вы там, значит…

Он был так потрясен, что рука его с наганом на мгновение опустилась.

Этого мгновения и ждал, это мгновение и стерег Горностай!

Он прыгнул на Глафиру, выхватил из ее рук обрез и выпалил в Жуку, а потом бросился к Маше, схватил ее за плечи и отшвырнул к себе за спину.

Это произошло так быстро, что Маша и понять ничего не успела. Чудилось, это не она двигается, а окружающее пространство непостижимым образом перемещается вокруг. Что-то дернулось, сместилось – и вот она уже в безопасности.

В глазах постепенно прояснилось, и Маша поняла, что радовалась пока рано.

Жука, привалившись к стене, левой рукой держался за простреленную ногу; в правой ходуном ходил наган. Глафира стояла рядом на коленях, что-то истово шептала, и кровь, толчками вырывавшаяся между пальцами Жуки, который пытался зажать рану, на глазах замедляла свое течение…

– Видишь? – побелевшими губами тихо выговорил Жука. – Глафира – истинная дочка своей мамаши-ведьмы и обоих своих папашек! А у тебя, Горностай, патронов-то нет! И прыгай ты, не прыгай, размахивай ногами, не размахивай, а от пули тебе не уйти. От пули моего нагана! Ты, небось, не понимал, откуда в телогрейке наган взялся? Да это я его туда положил. Стибрил в Завитой у одного краскома [27] Краском – общее название для командного состава военнослужащих Красной Армии. . Пристрелял как следует, а потом в эту телогреечку сунул, чтоб никто из местных обитателей, призраков, ведьм да оборотней, его не заиграл. С них станется! Они могут! Предок мой, Василий Жуков, бывший белый штабс-капитан… – Жука, словно спохватившись, оборвал себя, перевел дух, потом заговорил снова: – Припрятал, значит, а тут тебя принесло. Не знаю, конечно, каков ты стрелок, а у меня звание есть, я кандидат в мастера спорта по пулевой стрельбе, понял? У меня дома такая «тулочка», видел бы ты!.. Охотился с ней, в полете уток сшибал, а уж Горностая и подавно сшибу. И тебя, подруга детства, не пожалею! Значит, ты с ним переспала… Да вы понимаете, что сделали? Вы меня моего сокровища лишили, ради которого я… которое мне… которое мое было! – Голос его сорвался рыданиями. – Оно было мое. А вы…

В этот миг что-то темное пронеслось по комнате. Это был…

– Гав! – вскрикнула Маша, однако пес, явившийся из ниоткуда, ударился всем телом в дверь – но не в ту, через которую вошли недавно Горностай, Маша, Жука и Глафира, а в другую, в противоположном конце комнатушки, распахнул ее – и снова канул в никуда, бросив Маше прощальный взгляд.

Там, за дверью, открылась комната… вдали виднелась еще одна дверь и красные буквы на стене.