Елена Арсеньева - Дом проклятых душ

Но что теперь делать? Как они найдут выход из дома?

Впрочем, для этого еще надо как-то умудриться остаться в живых…

– Жука, успокойся, – сказала Маша, безуспешно пытаясь успокоиться сама. – Мы ничего ниоткуда не отрывали, мы все это время здесь были. Мы вообще не знали, что какие-то буквы где-то что-то указывают!

Глафира вдруг насторожилась, окинула их пристальным взглядом и замерла. Вид у нее сделался ошеломленный.

– Вы что, три часа тут проторчали? – крикнул Жука.

Маше стало страшно. Сейчас он спросит, чем они тут занимались… А Глафира, кажется, уже догадалась об этом!

– Да, три часа, потому что выйти боялись, – сказала Маша. – Нас призраки донимали.

– Призраки? – насторожился Жука. – И кого же вы видели?

У него даже нос заострился от напряжения, и Маша почувствовала, что о том человеке, который просил, нет, требовал найти бумагу с заклятьем, надо молчать. Возможно, это был Василий Жуков, о котором упоминала Марусенька…

Нет, Жуке об этом лучше не знать!

– Я видела, как она, – Маша презрительно, подбородком, указала на Глафиру, – пыталась соблазнить Ивана Горностая.

Глафира, нимало не обидевшись на ее презрение, а вернее, даже не заметив его, игриво хихикнула, косясь на Горностая, и Маша сообразила, что она не только того, первого, но и этого Горностая пыталась соблазнить, да безуспешно. Поэтому он и пустил в ход наган!

Маша сейчас не чувствовала ревности – только гордость. Счастлива была безмерно! Ну и еще жалела, что он в Глафиру не попал…

– Да, ты изо всех сил старалась, – продолжала Маша, – но Горностай прогнал тебя прочь. А потом ты прыгала от счастья, как коза, глядя на его отрубленную голову, с которой капала кровь!

– Я и еще раз с удовольствием попрыгаю, – нагло выпалила Глафира, и Маша стиснула зубы от этого страшного и такого откровенного намека…

Судорожно стиснула руки.

Марусенька… Почему она требовала, чтобы Маша ни словом не обмолвилась о том, что произошло между ней и Горностаем? Может быть, все-таки сказать Жуке правду? Мол, призраки призраками, но на самом-то деле… любовью они занимались, любовью! Три часа, не три, неважно. Целую жизнь!

Пусть Жука знает что его желания найти клад не могут исполниться. Девица Донжи теперь уже не девица. И даже вторая голова Горностая не поможет ему добраться до сокровищ.

Надо сказать Жуке. Он же не идиот. Он не может убивать людей просто так, ни за что!

Маша шагнула вперед, Жука и Глафира взглянули на нее, и в это мгновение что-то произошло в комнате. Словно темный ветер пронесся… но это был Горностай! Это он метнулся вперед, с какой-то немыслимой ловкостью и проворством крутнулся в воздухе, вырвал из руки Жуки обрез с такой силой, что Жука не только выпустил оружие, но и на ногах не удержался и рухнул на колени.

Глафира получила от Горностая пинок другой ногой и с воплем грянулась на спину, выронив наган. При этом юбка ее задралась, открыв козьи ноги, Глафира (видимо, от неожиданности) начала было одергивать юбку, но вместо этого превратилась в козу, впрочем, тут же приняла прежний облик и привела юбку в порядок.

А Горностай приземлился, подхватил наган и застыл, держа его в левой руке, а обрез в правой.

«ООО «Клад». Геологические изыскания» , – вспомнила Маша визитку Горностая.

Ну и геолог нынче пошел!..

Ах, как он был сейчас хорош, как он был ослепителен – в этой телогрейке, в сползающих галифе, босой, с взлохмаченными волосами, со сверкающими черными глазами, со щетиной на щеках, – настороженный, опасный, будто этот обрез, готовый к выстрелу, будто этот наган со взведенным курком! Он мог испугать кого угодно своим разбойничьим видом, и Маша вспомнила, как Донжа говорил о Горностае – о том, первом Горностае: «У него-де взгляд, будто у коршуна, он-де ворона на лету этим взглядом собьет!»

Вот таким он был сейчас, этот Горностай, второй Горностай, ее, Машин, Горностай!

Да, ее Горностай, и об этом напоминали их припухшие, нацелованные губы…

– Если что, я стреляю без предупреждения, – спокойно предупредил Горностай. – Это – первое и последнее. И чтоб некоторые не вздумали тут скотный двор устраивать, не то я решу, что охота на парнокопытных уже открыта.

Глафира, по всему, изготовилась было снова ударяться оземь и превращаться в козу, при этих словах явно раздумала, стояла спокойно, однако ее желтые хитрые глаза яростно блеснули, и Маша поняла: Глафира что-то замыслила, какую-то подлость.

Жука тоже как-то слишком быстро пришел в себя. И в его глазах тоже что-то мелькнуло – что-то такое же подлое, как у Глафиры.