Елена Арсеньева - Дом проклятых душ

Можно было подумать, то, что произошло, сначала его напугало, а теперь он этому даже рад…

Да, не зря Марусенька предупреждала: «Ушки на макушке держи да похитрее будь!»

– Так, быстро выводите нас отсюда на Почтовый съезд! – скомандовал Горностай, и по тому, каким настороженным был его взгляд, Маша поняла, что он тоже чует подвох, но, как и она, еще не понимает, в чем он состоит.

– Но я же говорил, что бумаги с указателями пропали, – начал было Жука, однако Горностай опустил обрез на уровень его бедер, и Жука умолк.

Горностай не сказал ни слова, но можно было не сомневаться, что принцип «подставь другую щеку» ему глубоко чужд и даже категорически отрицается, а также он с удовольствием причинит Жуке самую унизительную боль.

Мягко говоря, трудно было его за это осуждать, и Маша только хихикнула злорадно, когда Жука прикрыл ладонями причинное место и кивнул:

– Ладно, пошли… Глафира выведет. Она меня и нашла, когда я заблудился в этом проклятом доме, гори он огнем!

При этих словах Глафира бросила на Машу острый взгляд. Сейчас, когда отношения между собравшимися в этой комнате людьми были на грани жизни и смерти, когда между ними накалилось пространство и в счет шли полутона голосов, оттенки смыслов и не столько откровенные чувства, сколько то, что высверкивало из-под ресниц, в глазах ведьмы-оборотня Маше вдруг почудилась робкая надежда, затаенная мольба…

О чем?! Или в самом деле это почудилось?

Воистину, только сатана, отец этих сестричек, разберет, что у них на душе да на уме!

– А откуда мы будем знать, что вы ведете нас туда, куда надо? – спросил Горностай.

– Да ведь Машка видела, что около выхода на Почтовый съезд какая-то ерунда вверх ногами нацарапана красной краской, – пояснил Жука. – Правда, Маш?

– Тебя Машей зовут? – изумленно спросил Горностай, покосившись на нее, но продолжая фиксировать взглядом пленников. – Я так и знал!

– Ого, – скривил рот Жука, – у вас что, случился взаимный интерес?

– Язык придержи, – холодно велел Горностай. – Маша, про какую-то надпись около выхода он правду говорит?

– Да, – кивнула Маша.

Ох, если бы он знал, что это за надпись, что она означает!.. Сказать? Рискнуть? Но тогда Горностай Жуку пристрелит мгновенно, да и Глафиру заодно. Но как они тогда найдут дорогу из дома? Конечно, можно понадеяться на Марусеньку, но вдруг она больше не появится, если ее сестра будет убита, или вообще преисполнится вражды к Маше и Горностаю?..

Жука шагнул к двери, Глафира за ним.

Горностай пошел следом, велев Маше замыкать шествие.

Она покорно поплелась в хвосте колонны, то и дело оглядываясь, потому что по спине то и дело прохаживались ледяные лапы ужаса. И мысли, самые мрачные мысли не давали покоя…

Почему Жука и Глафира так покорно, без малейшей попытки сопротивления согласились их вести? Уверены, что, даже если заведут эту парочку не туда, Горностай не станет их убивать? Ранить – ранит, но не больше, ведь без их помощи отсюда не выбраться?..

Ломать голову в одиночестве больше не было сил, и Маша пробормотала тихо:

– Что-то не так! Что-то не так!

Горностай слегка обернулся и кивнул: он и сам чувствовал неладное.

– Держись ближе ко мне, – шепнул едва слышно.

– Почти на месте, – бросил в это время Жука. – Пройдем еще одну каморку, а потом та комната, где выход.

Они вошли в каморку (другого слова для этой комнатушки подобрать было невозможно!), в углу которой громоздилось что-то вроде большого ящика. Его покрывала темная ткань.

Горностай и Маша невольно уставились на него, и тут Глафира проворно бросилась вперед и сдернула темную ткань на пол.

Это оказался сундук с тяжелой крышкой. Глафира рванула ее вверх – и Маша не сдержала крика, увидев отрубленную человеческую голову, которая лежала на белой холстине, прикрывавшей содержимое сундука.

Это была голова Ивана Горностая, ничуть не изменившаяся с того дня, года и века, когда она была отрублена, или с того мгновения, когда казнь Горностая привиделась Маше. Посверкивала золотая серьга в левом ухе, темные буйные кудри спадали на бледный лоб, мертвые глаза мерцали из-под полуприкрытых век, рот свело гримасой последней боли.

– Что?.. – выдохнул Горностай, замерев при виде головы своего предка и на миг опустив руки, в которых держал оружие.

В то же мгновение Жука резко развернулся, бросился на Машу и толкнул ее к стене с такой силой, что у девушки от удара перехватило дыхание. Жука вцепился в ее руку и вывернул за спину так безжалостно, что Маша не сдержала крика.