Елена Арсеньева - Дом проклятых душ

Странно – она впервые подумала об этом субтильном ножике как об оружии. Что ждет ее за дверью, даже если ее удастся открыть? Что ждет ее в Завитой-второй, даже если туда удастся попасть? Не лучше ли подняться на Ильинку и в самом деле чесануть домой, досыпать…

…чтобы снова увидеть во сне Ивана Горностая с этими его измученными черными глазами, окруженными темными тенями, и слышать уже почти неслышный голос:

– Спаси меня… Только ты!

Нет, Маша не уйдет домой. Она лучше…

И она замерла, вдруг расслышав приближающийся рокот мотора.

Да мало ли кто мог ехать мимо! Да мало ли что и кому могло понадобиться в закоулках Почтового съезда в ранний час!

Совершенно верно. И все же Маша вылетела на крыльцо, скатилась по корявым ступенькам и затаилась в ближайших зарослях полыни. Кое-где они перемежались крапивой, но Машу так колотило страхом, что крапивные укусы казались сущей ерундой, она их даже не замечала.

Почему стало так страшно? Неведомо.

Нет, ведомо…

Потому что по щебенке, которой был усыпан съезд, скрипели чьи-то быстрые шаги. Потому что шаги свернули в подворотню, за которой стоял загадочный дом. Потому что Маша увидела человека, который шагал сюда. Он держал в руках что-то вроде металлического молотка со странной, раздвоенной на конце рукояткой.

Маша видела такую штуку у деда. Штука называлась гвоздодер… а человек назывался Жука.

Маша вжалась в землю, слилась с травищей всем существом своим и даже попыталась вообразить себя крапивой или полынью. В данный момент ей было безразлично, чем стать, только бы Жука ее не заметил!

Он не заметил. Весьма целеустремленно прошел в дом, оставив за собой дверь открытой, и оттуда немедленно послышался отчетливый скрип и скрежет. Легко было догадаться, что Жука выдергивает гвозди. Потом он вышел на крыльцо и швырнул в траву что-то тяжелое. Швырнул, как нарочно, в Машину сторону!

Девушка облилась холодным потом, однако вышвырнутое ее не задело – упало рядом, а Жука сразу ушел в дом.

Маша присмотрелась. Это был ее серенький рюкзачок – тот самый, забытый вчера в Завитой-второй! – который Жука нагло присвоил и в который сейчас сунул гвоздодер. Но железяка оказалась длиннее рюкзачка, раздвоенные зубья ее торчали, как хищные зубы какого-то зверюги, и Маша шарахнулась от собственного рюкзачка, как от чужого и враждебного.

Потом, правда, набралась храбрости и ощупала его карманы. Рюкзачок был обчищен, но не совсем: ни кошелька, ни ключей, это да, зато в боковом карманчике нашлись пачка одноразовых платков, зеркальце и помада.

И на том спасибо!

Маша перегрузила найденное имущество в другой рюкзачок, висевший на ее плече, еще немного посидела в траве; потом, ободренная тишиной, воцарившейся в доме, решилась подойти к двери и заглянуть в нее.

Первая комната оказалась пуста; гвозди аккуратной кучкой лежали у второй двери, и ее слегка шевелило сквозняком.

Маша постояла, припав к щели ухом. За дверью полная тишина. Вроде Жука не притаился там и никого не подкарауливает. В частности ее.

Ну что ж… Маша вернулась к первой двери и заботливо ее прикрыла, чтобы не занесло сюда какого-нибудь досужего любопытного, которого этот странный дом уведет невесть в какие странствия. Взглянула на безумную фразу «ıqʚоvоɹ оɹǝ ѣʚɓ ɐн», тяжело вздохнула и, пробормотав: «Ну, на две так на две!», с силой дернула дверь, в которой зияли дыры от гвоздей.

В стародавние времена

Прошел месяц-другой, и до смерти надоело Антипу его бедняцкое и убогое существование, надоело, что все окрестные колдуны зажиточно живут, а над ним смеются! Тогда стал он молиться сатане, как добрые люди богу молятся. Устроил в одной из каморок своего дома кумирню и ежедневно кадил там ладаном, греховодник, и наконец до того замучил врага рода человеческого своими неустанными приставаниями, что однажды тот, черный да рогатый, дыша пламенем и серой, явился к нему в каморку, прожегши стену.

– Ох и надоел ты же мне, нерадивый! – рявкнул сатана. – Не за свое дело взялся, чего ж ты хочешь от меня? Говори, да побыстрей!

Антип от неожиданности совсем растерялся: бекает-мекает что-то несвязное да пальцами шевелит, будто деньги считает. Ну а сатана, известное дело, множеством дел занят, некогда ему ждать, когда Антип очухается да язык развяжет. Опять же, не по нраву диаволу было, что Антип колдуна, верно ему служившего, убил, чтобы его место занять. Он и говорит:

– Так и быть, исполню я твои желания, коли душу ты мне продашь! Денег хочешь – добудешь столько, сколько пожелаешь, но раз начавши руки кровью багрить, так и продолжишь. Много ее прольешь, только знай: однажды уйдешь вслед за своими жертвами на вековые блуждания! Только пламень тебя и освободит. Согласен ли?