Л Льюис - Живая в смерти

Эйстон сел на один из складных стульев и устремил взор на кольцо, нарочно изгоняя из сознания все прочие мысли. Камень словно бы разбухал, в то время как окружающие предметы меркли и отдалялись, и вскоре занял все поле зрения оккультиста. Не отдавая себе отчета, Эйстон склонил голову и вгляделся еще пристальнее. Камень стал менять цвет. Он потемнел, вспыхнул снова, и медь запекшейся крови постепенно уступила молочно-зеленому сиянию. Становясь чище, оно нарастало вместе с ощущением погружения в иной, полупризрачный мир — ни сухой, ни влажный, ни теплый, ни холодный. Эйстон растворился в нем и завис, покачиваясь в некой среде, которая держала его, оставаясь неподвижной. В его невесомости она казалась похожей на воду, но ею не была: он не тонул, течение отсутствовало, а значит, не приходилось тратить усилия, чтобы остаться на плаву. Разлившиеся вокруг покой и молчание казались нереальными, не принадлежащими подлунному миру. Эйстон словно оцепенел, был ни жив ни мертв, но соображал по-прежнему ясно.

Движение в клубящемся сумраке привлекло его взгляд к фигуре, вяло извивавшейся поодаль. Он смотрел на ночную гостью Рэймонда и благодарил господа, что описание друга частично приготовило его к этому зрелищу. Эйстон видел мертвецов на полях сражений, тела вытащенных из моря утопленников и привык созерцать увечья, но, как и сказал Кэри, ужас, внушаемый этим созданием, состоял в том, что оно цеплялось за жизнь — по всем нормам медицины немыслимую уже много недель или месяцев!

Истерзанные, распухшие ноги отбивали бесконечный ритм в податливой пелене, как у болтавшегося в воздухе висельника. Сбитые, наполовину съеденные руки слепо скребли пустоту. Глаз не было — в глубине рваных дыр копошились жадные змеи.

Вокруг лохмотьев, оставшихся на разлагающемся трупе, сновали косяки деформированных, странных рыб — единственных живых тварей в этом нечестивом королевстве. Прильнув к руинам лица, они отрывали волокна плоти с легкостью стайки пескарей, вьющихся над приманкой.

Преодолевая сильнейшее отвращение, Эйстон заговорил, и слова, неожиданно громкие и ясные, наполнили тишину.

— Расскажи, что тебе снится, — попросил он и тут же отвел глаза.

Ответом ему стал мерзкий булькающий стон — легкие мертвой снова пытались дышать. Секунду спустя раздался надтреснутый искаженный голос:

— О боже! Здесь… кто-то есть?

— Да, расскажи, что тебе снится, — повторил он. — И лежи смирно, иначе сделаешь себе только хуже.

Эйстон говорил мягко и ласково — тоном доктора у постели больной.

— Тебе очень нездоровилось, — добавил он, справившись с подступившей паникой, пытаясь не замечать бульканья органов, что должны были гнить во тьме.

— «Лежи смирно», — произнес ужасный голос. — Как мне лежать, если я все время плыву, а рыбы и черви пожирают меня: отхватывают кусок за куском, чтобы в конце ничего не осталось. На прошлой неделе или в прошлом году… они выели мне глаза — я слишком устала моргать и не смогла отпугнуть их. «Лежи смирно»! Плоти на спине больше нет — между водой и сердцем только голые кости! Взгляни, если можешь. Я не сплю. Я все чувствую… — Рука с длинными ногтями на миг нырнула в лохмотья и вытащила из них извивавшегося угря.

— Этот… ел мой желудок. Смотри, если у тебя остались глаза. Мои они забрали. Я слепа, говорю тебе, слепа!

Эйстон содрогнулся — позвоночник будто сковало льдом. Никогда в своей долгой и разнообразной практике он не встречал и даже вообразить не мог подобного призрака! Но Кэри, как и все люди, ждал, что он примется за дело с хладнокровием опытного хирурга. Они взваливали на него ношу, угрожавшую их собственному рассудку. Считали, что ему к такому не привыкать и под силу справиться со сверхъестественным злом, о котором он знал совсем мало. Зачем, ради всего святого, он занялся изучением призраков и зачем, зачем поведал о своем таланте другим?.. Впрочем, иногда людям и духам необходима помощь.

Теперь она нужна этому созданию — уже не ясно, кем, мужчиной или женщиной, было оно до распада, — и он сделает все, что в его силах.

Эйстон подождал, пока стихнет паника, и вновь примерил на себя роль доктора.

— Тебе надо успокоиться, — настаивал он, — иначе выздоровление будет долгим. Твое тело сейчас в безопасности в больнице, а разум все еще во власти пережитого кошмара… Мысли о рыбах, которые выели твои глаза, лишь его часть. Твое лечение должно проходить в темноте.

Уверенность в голосе Эйстона благотворно подействовала на истерзанный, обескураженный труп, качавшийся перед ним.