Роберт Маккаммон - Рассказы [компиляция]

— Думаю, нам лучше двигаться дальше.

Его жена и сын снова поднялись.

На следующем изгибе бесконечной дороги они увидели машину — в сточной канаве, слева. Красная краска автомобиля выцвела, шины были спущены, а водительская дверца — открыта. От пассажиров не осталось и следа. Когда они проходили мимо авто, Элли придвинулась поближе к Кайлу; их руки соприкоснулись — влажная кожа к влажной коже. Кайл заметил, что жена пристально смотрит вперед тем же отрешенным взглядом, какой он сегодня утром наблюдал на своем собственном лице, когда на рассвете брился перед зеркалом.

— Когда мы уже придем? — спросил Томми. Он был двенадцатилетним мальчишкой, и его терпение подходило к концу.

Кайла осенило, что подобный вопрос Томми задавал со своего места в задней части машины каждый год: «Эй, Пап, когда мы уже приедем?»

— Скоро, — ответил Кайл. — Осталось чуть-чуть.

Это был стандартный, избитый ответ. Прежде им никогда не приходилось проделывать последние несколько миль до Пердидо-Бич пешком — ни разу за многие годы, на протяжении которых они приезжали сюда на летние каникулы.

— Совсем скоро мы должны увидеть воду.

— Жарко, — сказала Элли и вытерла лоб тыльной стороной ладони. — Как же тут жарко.

«За сто градусов», — предположил Кайл. Солнце отражалось от тротуара и нещадно слепило. Впереди, между стройных сосен дрожала дорога. Перед ними через проезжую часть скользнула черная змея, а на фоне голубого безоблачного неба искали восходящий поток ястребы.

— Скоро, — произнес Кайл и облизал пересохшие губы. — Уже совсем близко.

В четыре часа сосновый лес расступился, и они увидели первые следы разрушений, причиненных ураганом «Джолин», — мотель с розовыми стенами, потерявший бо́льшую часть крыши. На парковке, между брошенных автомобилей валялась покореженная вывеска. В бассейне плавали занавески, сигаретные окурки, шезлонги и прочий хлам.

— Может, спрячемся на несколько минут от солнца? — спросила Элли.

Он кивнул и повел семейство к розовым развалинам.

Уцелело лишь несколько дверей — остальные сорвал с петель ураган. В первом, оставшемся без двери блоке стояла кровать с окровавленной простыней; над ней темным бурлящим облаком кружили мухи. Кайл открыл дверь в следующий блок — номер восемь, — и они вошли в комнату, заполненную плотной духотой, но все же защищавшую от солнца и насекомых. На кровати лежал голый матрас, а лампа с узором из фламинго на абажуре была опрокинута. В остальном, номер казался вполне безопасным. Кайл поднял жалюзи, открыл окна и, вдохнув, решил, что в воздухе ощущается запах соли, исходивший от Залива. Элли с ребенком присела на кровать и достала из продуктового пакета тюбик солнцезащитного крема. Она стала намазывать им личико младенца, в то время как его розовые пальчики хватались за воздух. Затем она покрыла кремом свои руки и лицо.

— Я уже обгорела, — сказала она, втирая крем в кожу. — Раньше на это уходило больше времени. Хочешь немного?

— Давай. — Шею Кайла жгло сзади огнем.

Стоя рядом с женой, он сверху смотрел на малышку, а Томми валялся на кровати и пялился в потолок.

— Ей нужно имя, — сказал Кайл.

— Хоуп [23] Нope (англ.) — надежда. , — ответила Элли и подняла на мужа горящий взгляд. — Хоуп — хорошее имя, тебе не кажется?

Он считал, что это жестоко — давать ребенку такое имя. Оно не подходило ни для этого времени, ни для этого мира. Но сказать «нет» было бы не менее жестоко, так ведь? Он видел, как сильно Элли желала этого, и поэтому сказал:

— Мне кажется, оно прекрасно. — И тут же ощутил, как его, словно жестокой приливной волной, захлестывает ярость; пришлось отвернуться, прежде чем жена успела прочесть эмоции у него на лице. Младенцу не могло быть больше шести месяцев. И почему именно ему, Кайлу, выпало сделать это?

Он взял термос и направился в санузел, где имелись раковина и душевая кабинка с ванной, снабженная раздвижной дверью из дымчатого пластика. Там он тоже поднял жалюзи и открыл маленькое окошко. Повернув вентиль над раковиной, он стал ждать, пока ржавая вода очиститься, чтобы снова наполнить термос.

Что-то зашевелилось — здесь, в ванной комнате. Зашевелилось, издав слабый, долгий и протяжный стон, исполненный боли.

Кайл минуту смотрел на дымчатый пластик, чувствуя, как кровь стучит у него в голове, а затем протянул руку и отодвинул дверцу в сторону.

Оно лежало в ванне. Словно толстый кокон, оно было завернуто в простыни и пошлые пляжные полотенца, покрытые мультяшными рисунками: грудастые красотки, принимающие душ, и мачо, потягивающие пиво. Определить, где у существа находится голова, а где — ноги, не представлялось возможным; руки были примотаны к бокам туловища, кисти спрятаны. Оно затряслось в своем саване из простыней и полотенец — отвратительный, непроизвольный отклик нервов и мышц, — и Кайл подумал: «Оно меня учуяло».