Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

– Пахнет от него, как от свиньи…

Пасека стояла на взгорье. Покрытая сорной травой, при царе-горохе вырубленная просека едва заметно поднималась вверх от реки. На ней, словно пеньки, то тут, то там появлялись трухлявые ульи, заросшие у основания лебедой и лопухами. Домик выглядел ветхим и напоминал полузабытое слово «хлев». Чёрные бревенчатые стены, скрипучий порожек, крыльцо из трёх ступенек, разъеденная жучком дверь, узкое оконце, смотрящее на опушку, и ещё два – уткнувшиеся в стену деревьев. В избушке имелось две комнаты: одна огромная с тёмным и таким же грязным, как стены, столом и подобными ему скамейками. Другая – крохотная, забитая разобранными кроватями: ржавыми сетками и массивными литыми дужками. Всё это хозяйство осталось от НКВД, которое в конце 40-х использовало домик для отдыха конвоиров при этапировании на лесоповал. Потом имуществом несколько раз пользовались лесорубы и бульдозеристы.

Маруся уже навела относительный порядок. Вымела пыль и паутину, и теперь мыла окна, пыль на которых лежала таким толстым слоем, что напоминала куски толя. Шурик с недовольной миной таскал котелком воду с реки. Балагур, орудуя консервным ножом, готовил завтрак, необычно молчаливый и сосредоточенный.

– Тук-тук. Хозяйка, гостей принимаете? – Спортсмен скрипнул дверью и с вздохом облегчения скинул рюкзак.

– Если бы мне сказали, что будем жить в таком свинарнике, ни за что бы не пошла с вами, – фыркнула Маруся. – Чего встали, как столбы? Мойте руки, садитесь жрать.

– Ты сама не понимаешь как права насчёт свинарника! – хихикнул Спортсмен.

– Кушать подано! – развёл руками Балагур, как бы охватывая устеленный газетами стол, на котором расположились консервы, нарезанный треугольником хлеб и кружочками – колбаса. – Сейчас Интеллигентик воды принесёт.

Вновь скрипнула дверь, и ввалился Бортовский, освободившись от поклажи, он рухнул на лавку, вытянув ноги, обвёл взглядом помещение и поморщился.

– Фу-ух, – Маруся встряхнула чёлкой и оставила окна в покое.

Молчун появился вместе с Сашкой, утоливший жажду и довольный. Котелок с водой пошёл по рукам. Бортовский пил жадно, обливая подбородок. Спортсмен долго, маленькими глотками. Шурик тоже пригубил.

– Плесните на руки, что ли? – Маруся подставила ладошки…

Ели быстро, но солидно. Это вам не санаторий, обеда не будет! Расщедрившись, Спортсмен выставил «контрабандную» бутылку водки:

– Давайте кружечки, ну-ка… Командир? Угу. А дама?

Маруся не отказалась. Балагур, решивший, что нужно что-то сказать, чуть-чуть приподнял кружку над столом и произнёс, скользя глазами по лицам:

– Мне хочется выпить с вами за наш союз. Мы действительно сейчас находимся в союзе, как единый организм. Успех нашего предприятия и, возможно, чья-нибудь жизнь теперь зависят только от нас самих. Вернее, от нашего взаимодействия. Сейчас мы в начале пути, но уверен, что когда всё будет позади, когда найдём вертолёт и людей, мы обнаружим, что подружились. Я верю в нашу дружбу! За неё и хочется выпить.

– Так бы и сказал, что выпить хочешь, – хмыкнул Спортсмен и ещё раз хихикнул, заметив, как Шурик морщится, заглядывая в кружку и принюхиваясь. – Пей, Шура. От похмелья помогает, от дурости – не знаю.

– С новосельем, – выдохнул Иван и выпил.

Молчун наблюдал, как тот закусывает, и с удивлением обнаружил собирающуюся в мешочки синь под глазами Командира. Какоето время царила тишина, сопровождаемая уничтожением продуктов.

– Ты не мнись, молчальник, пей, – предложил Балагур.

– В завязке я.

– Самое время развязать!

– Не хочет человек, чего пристал? – заступилась Маруся.

– Ты его не защищай. Я не ревнивый, но хату спалю, – веселился Спортсмен.

– Я лучше Командиру свою порцию отдам, – Молчун пододвинул кружку Ивану, – ему без допинга нельзя.

– Подкуп при исполнении, – буркнул Балагур.

– Спасибо, – Бортовский выпил, не отказался. – А чего в том закутке?

– Кровати.

– Здорово, – заинтересовался Спортсмен. – Не на полу хоть спать. А то я уже Бориса присмотрел на место подушки.

– Чего так? – возмутился Балагур.

– Живот у тебя мягкий.

– Тогда ты будешь будильником? – заявил «будущая подушка».

– Зачем?

– Разговорчивый больно. Вот и тик-такай всю ночь. Каждый час кукуй. А утром звони.