Стивен Кинг - Кладбище домашних животных [litres]

– Конечно, не знала. Откуда тебе было знать? – Луис придвинулся к ней и обнял, и Рэйчел вцепилась в него, как утопающий – в спасательный круг. – Неужели кто-то тебя в этом винил, малыш?

– Нет, меня никто не винил. Но никто и не смог мне помочь. Никто не смог ничего изменить. Никто не мог сделать так, чтобы этого не было , Луис. Она не подавилась собственным языком. Она начала издавать звуки. Даже не знаю, на что похоже… га-а-а-а-а-а … как-то так… – Луис невольно вздрогнул. Этот звук напомнил ему о Викторе Паскоу, умиравшем у него на руках. Он еще крепче обнял жену. – И у нее по подбородку текла слюна…

– Рэйчел, не надо, – перебил ее Луис не совсем твердым голосом. – Я знаю симптомы.

– Я пытаюсь объяснить, – упрямо проговорила Рэйчел. – Я пытаюсь объяснить, почему не пойду на похороны Нормы и почему мы с тобой поругались в тот день…

– Тсс, я уже все забыл.

– А я не забыла, – сказала она. – Я все помню, Луис. Хорошо помню. Так же хорошо, как и смерть моей сестры Зельды четырнадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят пятого года.

Потом они долго молчали.

– Я перевернула ее на живот и похлопала по спине, – наконец продолжила Рэйчел. – Я не знала, что еще можно сделать. Она брыкалась… своими скрюченными ногами… и я помню, был звук, как будто кто-то пукнул… я подумала, это пукнула Зельда, или, может быть, я сама, но это порвалась моя блузка… разошлась по швам под мышками, когда я ее переворачивала. Зельда забилась в судорогах… и уткнулась лицом в подушку, и я подумала: она задыхается, Зельда сейчас задохнется, и мама с папой придут и скажут, что я убила ее, задушила подушкой, они скажут, ты ее ненавидела, Рэйчел , и это правда, они скажут, ты же хотела, чтобы она умерла , и это тоже было правдой. Потому что, Луис, понимаешь… когда она начала биться в судорогах, моей первой мыслью было: Господи, ну наконец-то. Зельда сейчас задохнется, и все закончится . Я перевернула ее на спину, и ее лицо было черным , Луис… глаза навыкате, шея раздута. А потом она умерла. Я попятилась, через всю комнату. Наверное, я хотела выйти в дверь, но наткнулась на стену, и со стены упала картина. Картинка из книжки про волшебника страны Оз, которую Зельда любила еще до болезни. Изображение Оза, Великого и Ужасного, только Зельда всегда называла его Великим и Узясным, потому что не выговаривала букву «ж» и говорила, как Элмер Фадд. Мама вставила картинку в рамку, потому что… потому что она очень нравилась Зельде… и вот картина упала, стекло разбилось, и я закричала, потому что я знала: она умерла. И еще я думала… я подумала, что картина упала не просто так, что ее сбросил дух Зельды, что теперь ее дух будет преследовать меня и ненавидеть, как ненавидела Зельда, только дух не прикован к постели, и мне от него не убежать… И я закричала и выбежала из дома с криком: Зельда умерла! Зельда умерла! Зельда умерла! И наши соседи… они вышли на улицу посмотреть, что происходит… они видели, как я бегу… в блузке, рваной под мышками… как я бегу и кричу: Зельда умерла! Луис, они, наверное, думали, что я плачу, но я… кажется, я смеялась, Луис. Кажется, я смеялась.

– И правильно делала, – заметил Луис.

– Ты сейчас не всерьез это сказал, – произнесла Рэйчел с абсолютной уверенностью человека, который не раз доходил до последней черты и даже переступал эту черту. Луис не стал отвечать. Он подумал, что, возможно, она постепенно избавилась от кошмарных воспоминаний, что донимали ее столько лет, – но не от этого конкретного воспоминания. Луис Крид не был психиатром, однако он знал, что в жизни каждого человека есть такое, о чем не хочется вспоминать, но об этом все равно вспоминают и возвращаются мысленно вновь и вновь, хотя это очень болезненно. Сегодня Рэйчел извлекла на свет божий почти всю свою боль, как гнилой зуб – почерневший, с инфицированным нервом и дурно пахнущим корнем. Но теперь его вырвали. Даже если осталась последняя зараженная клетка, ее лучше не трогать; даст Бог, она никогда не проявит себя, разве что в самых глубоких снах. Сегодня Рэйчел смогла освободиться почти от всего, что ее угнетало, – и это говорило не только о смелости, но и о невероятной силе духа. Луис искренне восхищался женой. И искренне за нее радовался.

Он сел и включил свет.

– Ты все правильно сделала, – сказал он. – Но твои родители… Если бы мне были нужны дополнительные причины, чтобы их не любить, сегодня они бы у меня появились. Они не должны были оставлять тебя с ней одну, Рэйчел. Никогда .