Тори Ру - Ноль [litres]

– Нет. Просто мы с бабушкой были заняты, – устало вздыхаю и съеживаюсь.

– Так заняты, что ты два дня не могла мне перезвонить? – Синие глаза наполнены безмятежностью, но я знаю: она обманчива.

– Смысл, Саш? Не собираюсь никуда с тобой ходить! – отрезаю я. – И не хочу ни о чем тебе рассказывать! Не хочу, понимаешь?

Он сжимает челюсти, на щеках проступают красные пятна. На всякий случай подаюсь назад, но ярость на его лице сменяется довольной кривой улыбочкой:

– Ты ревнуешь, что ли? Так я и знал… Я давно послал Наташку, а ты все никак не успокоишься!

Что за тупой, непробиваемый идиот…

Беспомощно опускаю плечи, разворачиваюсь на каблуках и ухожу.

Девочки хвалятся новыми фотками с выходных и рассказами о клубах, в которых им довелось потусить в Городе; меня все нервирует и бесит, лишь рисунок на груди – моя тайна – согревает и успокаивает сердце.

Перед самым звонком распахивается дверь, и Егор, глядя под ноги, спокойно проходит к своей парте.

Еще в пятницу утром такое поведение задело бы мою гордость, но теперь я знаю: это маска, роль, которую он в совершенстве играет. Возможно, и ради меня.

Чувствую себя спецагентом на секретном задании, включаюсь в игру – держусь непринужденно и ровно, хотя счастливая улыбка, как приклеенная, сияет на лице, щеки пылают, а в ушах шумит.

– Ты влюбилась? – ставит точный диагноз Алена.

И я тут же нейтрализую ее гневным, недоуменным взглядом.

А на большой перемене, убедившись, что Саша и его бандерлоги развалились с телефонами на подоконниках первого этажа и никуда не собираются уходить, я пулей взлетаю на второй и бегу к пожарной лестнице.

Где-то наверху сквозняк хлопает трухлявой рамой, эхо мечется среди пустот и ветхих конструкций, угасает и вновь оживает от звука шагов.

Егор отщелкивает окурок, отправляет в рот жвачку и останавливается в метре от меня:

– Ну и как? Жалоб нет? – сдержанно спрашивает он, но я все равно замечаю легкий румянец смущения на его лице и неудобно, ярко и позорно краснею.

– Нет! Заживает хорошо, – сообщаю дрогнувшим голосом и умираю от чудовищной неловкости, нервного ожидания, упрямой надежды и огромной радости – я бы с удовольствием с разбегу прыгнула на него и задушила в объятиях, но…

– Ну и хорошо, – соглашается Егор и вдруг улыбается той самой улыбкой, от которой к чертям сносит все плотины.

Он опускается на верхнюю ступеньку и хлопает по ней ладонью, приглашая меня присоединиться.

Ошалев от счастья, быстро сажусь рядом с ним, и наши плечи соприкасаются – если прислушаться к себе, можно почувствовать пробившееся сквозь слои ткани тепло…

Я глупо пялюсь на него, а он удивленно и озадаченно разглядывает меня.

Мы одновременно моргаем и быстро отворачиваемся друг от друга. Стены уплывают, потолок качается, рискуя обрушиться прямо на наши головы.

– Блин… – шумно вздыхает Егор. – Приплыли.

Неужели с ним тоже творится что-то неладное, и он не знает, как этому противостоять?..

И я решаюсь: первой сбрасываю оцепенение и бесстрашно ныряю в непроверенную глубину:

– Знаешь, в пятницу… У меня что-то щелкнуло в голове. Егор, я постоянно думаю о тебе! У меня куча вопросов, но я не задам их, если ты…

– Спрашивай, черт с тобой, – обреченно кивает он, сжимает и разжимает пальцы татуированной руки и вдруг берет меня за руку, отчего я с трудом остаюсь в сознании. – Отвечу, раз спалился. На все. Если смогу.

– Ты ведь знаешь, о чем я хочу спросить… – начинаю осторожно, но не могу совладать с длинным языком: слишком долго я думала о произошедшем, слишком много предположений перебрала в голове. – Мне интересно, почему ожил цветок, почему я теперь с удовольствием ем, почему в пятницу, у Воробья дома, я пришла в сознание… Как ты делаешь это?

Егор до боли сжимает мои пальцы, и я замолкаю.

– Не так быстро!.. – морщится он, пристально смотрит на наши сцепленные руки и задумчиво произносит: – Знаешь, с самого раннего детства я часто вижу один и тот же сон – в этом сне я живу в мире, где мне искренне рады… все. Абсолютно все. Словно я – суперзвезда, знаменитость, герой. Для меня открыты двери домов, магазинов, школ… Мне улыбаются, меня уважают, меня ценят и ставят в пример, представляешь?

Полный надежды и восторга взгляд скользит по моему лицу и снова наполняется отчаянием, болью и злостью:

– Мне снится, что в Городе больше нет гнили – предрассудки, слухи и клевета сошли на нет, над жителями светит солнце, души людей чисты, и можно расправить плечи, быть свободным, жить и дышать! И я стою и смеюсь, а все идут ко мне и бросают под ноги цветы. Охапки цветов. Целое море гребаных цветов!