Тори Ру - Ноль [litres]

Лет до тринадцати я верил, что сон – вещий, что мне и вправду под силу изменить отношение людей, что обязательно исправлю его и все станет другим. Я верил в такую возможность еще и потому, что… Как бы это сказать… У меня есть отклонение, сбой, неполадка в программе. В общем, это и есть то, о чем ты спрашиваешь.

Он замолкает, но сцепленные ладони продолжают делиться друг с другом теплом.

– А давно ты в себе это обнаружил? – стараюсь не удивляться и спокойно принять то, что мне предстоит услышать. Я ведь всегда знала, что Егор отличается от других – для меня он вообще был существом из другого мира. Теперь между нами все честно, не может быть никаких тайн… Осторожно провожу пальцем по мертвым белым косточкам на его фалангах и чувствую живую горячую кровь под ними.

– Я не знаю, – он пожимает плечами. – Возможно, я родился таким. Когда мне был год, случился пожар – сгорел наш дом. Мать едва успела спасти меня из огня – я смутно помню треск, шум, крики и ее вопль… Лицо матери было черным. Она рассказывала потом, что я не плакал – вытянул руки и приложил ладошки к ее щекам. И боль утихла. Только спустя пару дней, когда прошел шок, она начала сопоставлять… У нее должны были быть ожоги, но их не было! Она смирилась с этим, списала все на стресс – в панике и не такое могло показаться. Кажется, это был первый раз, когда я…

– Блин, это… круто… – стараюсь охватить разумом все, что услышала, и удержаться в ускользающей реальности, привычной и предельно ясной, и Егор невесело усмехается.

– В этом нет ничего крутого. В этом… абсолютно ничего нет.

Ледяной ветер снова хлопает рамой под чердаком, по лестнице проносится сквозняк и разбивается о дверь запасного выхода. Палец с татуировкой прижимает и гладит мой белый наманикюренный палец, я в приятном оцепенении слежу за его размеренными движениями.

Мне хочется опустить голову на плечо Егора, но смущение не позволяет даже пошевелиться.

– Нам надо было на что-то жить, – тихо продолжает Егор. – Мать перебивалась случайными заработками: мела улицы, мыла полы в подъездах и посуду в кафешках. В Городе, естественно. На работу по специальности ее никто не брал… В детский сад меня не приняли – сослались на нехватку мест, хотя на самом деле против моего присутствия взбунтовались мамаши. Когда умер дед, все чертовски осложнилось – с пяти лет я был предоставлен сам себе: слонялся по окрестностям Заводской, по промзоне, по районам и вокзалам. Но нет худа без добра – я теперь знаю столько тайных троп в этом городе, что могу смыться незамеченным откуда угодно! Улыбнись и сделай попроще лицо… Да, я жил так: разговаривал с цветами, жуками, бабочками и змеями, был счастливым и тупым. Возможно, попадись я тогда врачам, они обязательно впаяли бы мне какой-нибудь нехороший диагноз. Зато я сделал некоторые выводы относительно себя. Оказалось, мертвую мышь или больную старую кошку вы́ходить не получается… Но однажды стащил у рыбаков трепыхавшегося окуня с отрезанными плавниками, погладил его, и… плавники, блин, снова появились! Я тогда испугался, выбросил его в речку, и он поплыл!

– Он ожил, как и тот цветок! Ты его вылечил! – утверждаю я радостно.

– Нет же!.. – перебивает Егор. – Тот цветок… В один из дней кто-то перестал его поливать – забыл, забил, уволился или умер на хрен… И цветок почти завял. Я просто вернул его к первоначальному состоянию.

– Как это? – иголка недоверия жалит сердце, только вот непохоже, что Егор обманывает или разыгрывает меня.

– Не знаю, как объяснить… – дергается он, кажется, уже жалея, что пытался доверить мне свою тайну.

– Объясни на моем примере, я постараюсь понять! – клянусь со всей искренностью, хотя голова идет кругом.

– Ты дважды вырубилась при мне. Тогда, на лестнице, я не знал, почему это с тобой произошло. Я просто привел тебя в норму, вернул к моменту, когда причины еще не стали следствием… – Егор устало вздыхает. – Слушай, просто забей. Не вникай. Больше об этом не думай.

Волшебство разрушается – теплая рука отпускает мою руку, оставляя ее мерзнуть в одиночестве и дискомфорте. Я всеми фибрами души ненавижу себя за никчемность и глупость, хочу услышать его и понять, быть с ним на одной волне, и запоздавшее благословенное озарение наконец расставляет все по местам.

Ради Саши я приняла глупое решение – перестала есть. Следствием стал голодный обморок. Когда я решилась на тату, результатом стала боль, к которой я не была готова. Егор движением руки отменил последствия моих решений, обнулил негативный результат, вернул меня к точке, в которой я была до момента их принятия.