Клайв Баркер - Книги крови. I–III [сборник litres]

Когда Преториус описал мнимое преступление Гэвина, в том вспыхнула настоящая ярость, он даже не знал, как с ней справиться. И только молча шагал дальше.

– Этот парень боготворил тебя, понимаешь? Думал, ты вроде учебного пособия для новичка. Как тебе такое нравится?

– Не особо.

– Ты должен быть чертовски польщен, приятель, потому что больше тебе ничего не светит.

– Спасибо.

– У тебя была хорошая карьера. Жаль, что ей пришел конец.

У Гэвина в животе похолодело. Он надеялся, Преториус ограничится предупреждением. Очевидно, нет. Они здесь, чтобы прибить его. Господи, они собирались прибить его за то, чего он не делал, о чем даже не знал.

– Мы собираемся убрать тебя с улицы, белоснежка. Навсегда.

– Я ничего не сделал.

– Парень узнал тебя даже с чулком на голове. Голос тот же, одежда та же. Смирись, тебя узнали. Теперь расхлебывай.

– Иди на хер.

Гэвин бросился бежать. Восемнадцатилетним юношей он бегал за свою страну, и сейчас ему понадобилась та скорость. Позади рассмеялся Преториус (это же так забавно!), и две пары ног застучали по тротуару. Они звучали все ближе и ближе, а Гэвин был в ужасной форме. Через дюжину ярдов у него заныли бедра, джинсы были слишком тесными для бега. Забег он проиграл еще до того, как тот начался.

– Тебе не разрешали уходить, – рявкнул белый громила, пальцы с обгрызенными ногтями вцепились в предплечье Гэвина.

– Хорошая попытка, – Преториус улыбнулся, направляясь к своим псам и запыхавшемуся зайцу, и едва заметно кивнул второму громиле: – Кристиан.

Кристиан ударил Гэвина по почкам. Тот, изрыгая проклятия, согнулся пополам.

Кристиан буркнул: «Туда», Преториус сказал: «Скорее», и они вдруг потащили Гэвина с освещенной улицы в переулок. Рубашка и куртка порвались, дорогие ботинки загребали грязь. Наконец, его, стонущего, поставили на ноги. В переулке было темно, глаза Преториуса, казалось, висели в воздухе.

– И вот мы снова встретились, – произнес сутенер. – Счастлив, как никогда.

– Я… не трогал его, – выдохнул Гэвин.

Безымянный подручный, тот, который не Кристиан, толкнул Гэвина к стене. Гэвин поскользнулся на грязной земле и попытался устоять, только вот ноги стали ватными. Как и его самолюбие. Не время притворяться храбрецом. Он будет умолять, ползать на коленях и лизать им подошвы, лишь бы они перестали. Что угодно, лишь бы ему лицо не испортили.

А это занятие было у Преториуса любимым, по крайней мере, так говорили на улицах. Он обладал редким даром – мог безнадежно искалечить любого тремя взмахами бритвы, и тогда жертва уносила свои губы в кармане на память.

Гэвин оступился, упал и зашлепал ладонями по мокрой земле. Что-то мягкое и гнилое выскользнуло у него из-под руки.

Не-Кристиан обменялся ухмылкой с Преториусом и спросил:

– Ну, разве он не очаровашка?

Сутенер хрустел орехом:

– Мне кажется, этот парень наконец-то нашел свое место в жизни.

– Я его не трогал, – взмолился Гэвин.

Ему оставалось только отрицать и отрицать. Без конца. Даже когда дело станет совсем безнадежным.

– А, по-моему, ты виновен, – ответил Не-Кристиан.

– Пожалуйста.

– Мне бы очень хотелось поскорее покончить с этим, – сказал Преториус, взглянув на часы. – У меня назначены встречи, людям нужны удовольствия.

Гэвин смотрел на своих мучителей. Освещенная фонарями улица была в двадцати пяти ярдах от него. Если бы он смог прорваться через оцепление из трех фигур…

– Позволь мне поправить твое лицо. Небольшое преступление против моды.

Преториус держал в руке нож. Не-Кристиан достал из кармана мяч на веревке. Мяч суют в рот, веревку обматывают вокруг головы, и вы не закричите, даже если от этого будет зависеть ваша жизнь. Вот он, нужный момент.

Вперед!

Гэвин сорвался с места, как спринтер со старта, но его подошвы заскользили на помоях, и он потерял равновесие. Вместо того чтобы рвануть к свободе и безопасности, он споткнулся и упал на Кристиана, а тот опрокинулся на спину.

Мгновение напряженной схватки, и вот уже Преториус вскочил на ноги и, лично запачкав руки о «белый мусор», поставил его на ноги.

– Не уйдешь, мразь, – выдохнул он, прижимая лезвие к подбородку Гэвина.

Без лишних разговоров сутенер начал резать там, где кость выступала отчетливее. Слишком разгоряченный, чтобы тревожиться о том, заткнули говнюка кляпом или нет, он ножом обводил подбородок по контуру. Кровь хлынула Гэвину на шею, он взвыл, но его крики оборвались, как только чьи-то толстые пальцы крепко сжали ему язык.