Йон Линдквист - Движение. Место второе

Теперь он был обречен жить в этом мире, и я не думал, что это продлится долго.

Разрез на моей руке был очищен, и края раны начали затягиваться. Нас не было долго. Я пытался подумать о чем-то на тему «а что теперь?». Но не мог себе представить ничего, кроме темной стены и исполненного значения звука мотора в музыке «Stripped». Единственно разумным и возможным было то, что этот конкретный момент будет длиться вечно. Из этой комнаты, где безостановочно рыдал Гуннар, не было выхода. Возможно, я несколько раз провалился в сон. Несмотря ни на что, набрал достаточно сил, чтобы подняться на ноги, но тут раздался стук. Кто-то хотел попасть в прачечную.

– Сколько времени? – прошептал я Оке, единственному, кто носит часы, насколько я знал.

Еще раз постучали, прежде чем Оке ответил. Половина двенадцатого. Никто никогда не мылся в это время, и это даже не разрешалось. Я подошел к двери и потрогал метлу, не зная, что делать.

Только когда в дверь постучали в третий раз, я понял, что звук исходит не от входной двери, а из душевой. Кто-то был там и хотел, чтобы его выпустили. Я задержал дыхание и стал искать глазами других. Я был на сто процентов уверен, что Петронеллы там не было, когда я выходил из комнаты. Тэт, кто стучал, прибыл… недавно.

До этого момента мы контролировали ситуацию, или, по крайней мере, она была предсказуемой, ведь даже приход тяжелого наркомана предсказуем. Наркоман может быть потерян в глазах общества, но все еще знает, чего должен придерживаться. Это было что-то новое, такого последствия нашего путешествия мы еще не обсуждали. Что-то было сотворено.

Мы смотрели друг на друга. Никто не двигался. Дверь толкали, и она гремела, когда замок стукался о крепление. Я зажег лампочку в потолке и прошептал:

– Что будем делать?

В других обстоятельствах Эльса, Сусанна, Оке и Гуннар выглядели бы смешно, потому что все четверо сидели совершенно одинаково: с закрытыми глазами, прикрывая руками рот, как дети, которые так заигрались, что теперь хотят только оказаться дома в безопасности. В дверь снова постучали.

Что бы ни было по другую сторону двери, в конце концов оно постучало в дверь и это принесло облегчение. Это указывало на некоторую степень человеческой рациональности, даже вежливости. Извините, не могли бы вы меня выпустить, пожалуйста?

– Это то, что было в ванне, – сказал Гуннар, голос которого все еще был хриплым от плача. – Что еще это может быть?

Я вспомнил, как раньше выглядела масса: незавершенное существо, стремившееся выбраться. Мы облили его нашей кровью и нашими мечтами, и теперь с этим было покончено. Я положил ладонь на дверь душевой и вспомнил, о чем думал после разговора с бардом: Ничто не указывает на то, что сила, находящаяся по ту сторону от нас, желает нам зла. Самое верное предположение – она к нам безразлична.

Это было чистое предположение. Почувствовав, как дверь вибрирует под ладонью, когда в нее снова постучали, я не был так уверен. Взял замок в руку и посмотрел на других, чтобы получить инструкции. Кивнул только Гуннар. Я глубоко вздохнул, повернул ключ и вынул замок, затем отступил от двери, которая медленно открылась.

То, что вышло из прачечной, имело человекообразный вид – но и только. Сначала у меня сложилось впечатление, что это абсолютно белое существо без каких-либо особенностей, затем я подумал, что оно похоже на Мартина Гора из «Депеш Мод», потом – на ужасного полицейского, которого я видел, когда мне было двенадцать лет. Прежде чем я успел испугаться, оно снова изменилось и стало выглядеть как Улоф Пальме, после чего снова стало блестящим и белым – всего лишь пара больших глаз и рот.

Я слышал, как кто-то в комнате начал задыхаться, и не знал, происходит ли это из-за многогранной формы существа или из-за того, что оно держит в правой руке револьвер, который Ларс уронил в ванну. Я стоял перед ним в двух метрах и поднял руки – показать, что я сдаюсь, если оно хочет, чтобы я сдался.

Ничто на это не указывало. Образ, который находился в постоянной трансформации, казался таким же потерянным, как и мы, переводил взгляд с одного из нас на другого, и его черты лица менялись в зависимости от того, кто на него смотрел. Множество лиц сменилось в том месте, где было его лицо, но чаще всего мелькало лицо Улофа Пальме.

Я осторожно двигался в сторону, пока не оказался рядом с остальными, и опустился на пол. Существо все еще стояло, мы все глядели на него, и на его лице продолжали сменяться маски. Затаив дыхание, Эльса сказала: