Вот только стоит нам выйти из дома, как я замираю. Сердце у меня начинает колотиться вдвое быстрее обычного, и я вцепляюсь в дверную раму.
– Эби? Все нормально?
Задавая этот глупый вопрос, Бриджит наклоняется ко мне. Конечно, все не нормально. И тут ее осеняет.
– О, Боже, о чем я… Эби, у тебя паническая атака? Давай вернемся.
Это скорее похоже на инфаркт. Голос Бриджит едва слышен за оглушительным грохотом моего сердца.
Но это и не инфаркт. Мои почти позабытые знания о психоанализе подсказывают, что это такое. Это адреналин: реакция на опасность, «сражайся или беги». Только опасность угрожает не мне, а моему мальчику, а я бессильна ему помочь, потому что уже слишком поздно.
Именно здесь Дэниел умер в первый раз.
И именно здесь я сидела всего несколько недель назад, в те последние секунды, когда я была счастлива, пока мы ужинали и пили вино – а наши дети пытались спастись из горящего здания. Только мой сын уже был мертв.
Бриджит пытается уговорить меня уйти в дом. А я вместо этого отцепляюсь от дверной рамы и выхожу на улицу. Садовые кресла и стол по-прежнему на тех же местах. Только теперь они расставлены на настиле.
Я смотрю вверх – туда, откуда он упал – и вижу коровье лицо Изабель, которая смотрит на меня из окна, не понимая, из-за чего так суетится ее мама. Бриджит нетерпеливо ей машет, и она отходит от окна и задергивает занавески.
– Эби? Если не хочешь заходить в дом, то пройди и сядь.
Я позволяю Бриджит отвести меня к креслу. У меня кружится голова, словно я одновременно оказалась в двух местах – или в двух временах. Тогда и сейчас.
Если самое страшное в жизни – это потерять ребенка, то чем же я заслужила то, что потеряла своего дважды?
– Ты помнишь тот вечер? – спрашиваю я у нее. – Помнишь, что случилось?
Дэниел упал без единого звука.
Детишки возились, играли. Им уже пора было в постель, и мы наивно думали, что они все спят. Старшие братья Беатриз остались дома: они перешли в последний класс и считали наше племя двенадцатилеток «малышами». Так что наверху были только Дэниел и девочки, а мы, мамы, сидели внизу. Майкл и Пьер тоже были здесь, а вот Альберто уехал в город.
Дэн упал на землю прямо здесь. В считанных шагах от нас.
И я ничего не могу с собой поделать: я нагибаюсь и касаюсь этого места. Я прижимаю ладонь к гладкому настилу, представляя себе, что крошечная капелька крови моего сына просочилась сквозь прежнюю отмостку и впиталась в землю. Что она по-прежнему здесь, в почве, теплая. Живая.
Мои воспоминания о том, что было дальше – это каша, хотя позже мы поняли, что все заняло не больше двадцати минут с начала до конца… С конца до начала. С того мгновения, когда мой мальчик лежал мертвым у моих ног, до того момента, когда мы занесли его в дом и положили на диван, с вновь бьющимся сердцем и поднимающейся и опускающейся грудью.
Майкл подбежал к нему первым. Я никогда не любила мужа так сильно, как в тот момент, когда он опустился на колени рядом с неподвижным телом нашего сына.
Окно было всего лишь на втором этаже! Дети падают с такой высоты и просто ломают руку или лодыжку – или даже вообще остаются невредимы. Но по тому, как именно упал Дэн, мы все поняли, что все плохо. Он падал головой вниз. Отмостка под ним стала темной, кровь текла из носа тонким красным ручейком.
Майкл сделал, что мог, но глаза нашего сына не открылись, и он не говорил. Даже тело его никак не реагировало – кажется, именно тогда я наконец завопила.
– Нет, – говорит Бриджит. Она устроилась рядом со мной и держит меня за руку. – Нет, ты кричала с того мгновения, как он упал. Похоже было на раненное животное. Только у Пьера хватало сил тебя удерживать.
И тут я вспоминаю: Пьер обхватил меня так крепко, что я не могла двигаться, не могла броситься к моему изломанному мальчику.
– Майкл просил тебя не пускать, – говорит Бриджит. – Он сказал, что при травме головы малейшее неправильное перемещение пациента может привести к смерти.
Я помню, как Майкл четко говорит, что нужно делать: нажать на кончики пальцев. Ущипнуть за ключицу. Прикоснуться под бровью.
По его лицу мы все понимали, что он не получает нужного отклика.
– И тогда ты повернулась к Саре, – подсказывает мне Бриджит. – Ты ее умоляла. Ты обмякла у Пьера в руках (он потом сказал мне, что принял это за обморок), но на самом деле ты пыталась встать на колени. Буквально умоляла на коленях. Боже! Это было невыносимо.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу