Вик Джеймс - Санктуарий [litres]

И это больно.

Есть и другие варианты. Я еще больше уверяюсь в том, что случившееся во время моей ворожбы – тот взрыв чаши – это ответ на вопрос о том, как умер Дэн. Что его убила сама магия. Смерть вернула себе парнишку, которого я шесть лет назад у нее утащила.

Так что я могу признаться. Сказать во всеуслышание, что я тем вечером вернула Дэна – и что на той вечеринке магия забрала его обратно.

Вот только сердце у меня обрывается при мысли о наказании за некромантию: тюремное заключение и конфискация дара. Моя магия – это моя жизнь, по важности она уступает только моей дочери. И для Харпер это тоже стало бы ударом. Она достаточно взрослая, чтобы вести самостоятельную жизнь и не попасть в детский дом, но она останется одна – и будет опозорена тем, что ее мать оказалась виновной в преступлении против самой природы жизни.

Я сделаю это, если это окажется единственным способом спасти Харпер. Но пока у меня есть и другие варианты.

Единственный способ, который не сделает все только хуже, связан с Эбигейл. Вчера мне показалось, что она наконец приняла то, что Дэн умер, и готова отказаться от своих обвинений. Она должна это сделать. Смогу ли я позвать ее сюда, чтобы она поговорила с этой журналисткой?

Харпер снова дергает дверь.

– Мам, алло! Ты что, решила запереть меня в доме на весь день?

Я бы так и сделала, если бы могла. Я бы не выпустила ее, не спускала бы с нее глаз, пока все не уладится. Но это невозможно.

Если мы будем вести нашу обычную жизнь, это покажет всем, что нам нечего скрывать. А если камеры покажут, какая Харпер юная, что она просто подросток…

– Все будут смотреть, – предупреждаю я ее. – Этот телеканал – только начало. Могут приехать фоторепортеры. Они делают сотни снимков, а потом используют всего один, на котором ты окажешься злой, опасной или ухмыляющейся. Не позволь им получить такой снимок. Не разговаривай с ними. Понятно? И если ты в какой-то момент почувствуешь опасность, беги домой – или найди какое-нибудь безопасное место и звони мне, да?

Харпер кивает. Я треплю ее за подбородок. Я такого уже много лет не делала.

– Вот и умница. Я пойду к Эбигейл, нужно покончить с этим. Она может сделать так, чтобы все это прекратилось, может заставить Джейка опомниться. Весь этот ужас, что навис над тобой, исчезнет, моя хорошая.

Я пытаюсь показать дочери свою любовь и заботу, смотрю ей в глаза. Но, как всегда бывает с Харпер, я не уверена, что могу увидеть больше, чем она сама покажет.

– И ты расскажешь ей то, о чем я тебе говорила? – спрашивает она. – Что со мной сделал Дэн. После всей этой болтовни насчет «безупречного Дэниела», пусть узнает, каким на самом деле был ее сын.

Мне становится тошно.

– Сейчас это неразумно, – говорю я. – Это ее расстроит. Нам нужно ее содействие – по крайней мере, пока все не закончится.

– Значит, я была жертвой, но мы будем молчать и умолять Эбигейл, чтобы она – «пожалуйста-пожалуйста» – сказала добрым копам, что я этого не делала? Ты об этом говоришь?

– Милая, прошу: ну ты же понимаешь почему!

Харпер кривится.

– И я что – должна быть благодарна, если меня перестанут обвинять в том, чего я не делала? Так благодарна, что буду просто молчать?

Что я могу сказать? Что нельзя воздать по заслугам парню, который умер? Что Эбигейл достаточно страдает из-за того, что лишилась сына, а если его назовут насильником, это ее убьет?

– Сейчас, – говорю я, – на первом месте твоя безопасность. Эбигейл на пределе. На грани срыва. Непредсказуема. Если она решит, что ты обвиняешь Дэна, то возненавидит тебя еще больше.

– Сейчас она обвиняет меня, а ты не можешь ее ненавидеть?

Ее обвинение – как пощечина.

Я готова сражаться за Харпер. Я буду это делать, если понадобится. Я сделаю все, лишь бы ее спасти.

Однако у нее нет дара, и она не понимает, что ведьма не имеет права бить первой. Она почти не имеет права даже отвечать на удар. Бабушка твердила мне, что терпимость по отношению к нам – лишь шаткий мостик над глубокой пропастью страха и подозрительности. Нам надо следить за каждым своим шагом, чтобы не наступить на подгнившую дощечку. Я буду действовать по-своему.

– Дело не… – начинаю я, но Харпер уже дергает дверь.

Я не хочу радовать телевизионщиков сценой, в которой я волоку ее назад или кричу ей вслед. Так что я просто оцепенело смотрю, как она сбегает по ступенькам.

На той стороне улицы оператор спешит взять свою камеру, но не успевает: взмахнув конским хвостом, Харпер сворачивает за угол и исчезает.