Йон Линдквист - Икс. Место последнее [litres]

Томми снова сел за письменный стол и открыл статьи о полицейской волне, интерференциях и песне «Со мною всегда небеса». Толку от них было немного. Невероятная песня постоянно играла во время издевательств над ребенком и затем оказалась в Брункебергском туннеле, откуда прорывалась в радиоэфир даже после того, как ребенка оттуда увезли. Может, песня осталась в горе у… Сигге?

Томми перешел к исчезновениям на улице Лунтмакаргатан. С тех пор прошло больше тридцати лет, найти информацию было нелегко. Поиск по запросам «1986» и «Лунтмакаргатан» давал в основном результаты об убийстве Пальме, но вроде бы трое или, возможно, четверо по этому адресу исчезли. В прачечной дома были найдены следы крови нескольких человек.

Томми закрыл «Гугл», пошел в ванную и ополоснул лицо холодной водой. Его не переставало восхищать, что чем больше он узнавал, тем больше все усложнялось. Шел седьмой час, на сегодня у Томми осталось еще одно задание. Он снова сел за компьютер и потратил час на правку текста о боксерском клубе Томаса, а потом позвонил ему. После приветственных фраз Томми сказал:

– Статья готова. Вышло отлично, хотел только удостовериться, что тебя устроит название.

– Говори.

Томми откашлялся:

– «Все ангелы Риссне».

– Это что, мы? Могу тебя просветить, Томми, те парни – совсем не ангелы.

– Но «Тодос Сантос»…

– Я еще не совсем того. Понял. Слащавее, чем Хулио Иглесиас, но я не возражаю. Как в остальном?

– Сложно. Адски сложно.

– Я могу чем-то помочь?

– Вообще-то нет, Томас. Но спасибо, что спросил. Статья выйдет завтра.

– Парни скажут «пффт» и будут ходить петухами.

– Рад слышать.

Томми повесил трубку, отправил статью, выключил компьютер и сел в кресло. Свет фар с улицы сначала неторопливо, а затем все быстрее проносился по потолку. День был наполнен впечатлениями, которые беспорядочно крутились друг вокруг друга. Кемпер, туннель, поле, боксеры Томаса, измученное лицо Хенри и мрачный Хагге.

Эти картинки сливались и совмещались. Кемпер ехал сквозь туннель, Хагге обнюхивал поле, боксеры колотили Хенри в офисе Янне. В какой-то момент Томми понял, что спит, и затем осознанные мысли прекратились.

Он проснулся от звука, шороха ткани, и одновременно что-то тонкое и липкое приземлилось ему на лицо. В полусне он отряхнулся, но на пальцах осталась какая-то паутина. Томми открыл глаза.

Во мраке комнаты он различил очертания человека, сидящего на табуретке в двух метрах от него. Томми был настолько готов к этому моменту, что даже не испугался, лишь сонно констатировал: значит, время пришло .

Томми выпрямился в кресле, за окном проехал грузовик. Свет проплыл по потолку и отразился в лице человека напротив. К такому Томми не был готов и невольно скривился. Он никогда не видел настолько изуродованного лица, по крайней мере у живого человека. Сильнее всего при таком непрямом освещении бросался в глаза глубокий вырезанный «Х», окруженный ранами поменьше.

– Так вот ты какой, – Томми скорее сказал это сам себе, чем задал вопрос. Он понял, что перед ним не маска, а настоящее лицо Икса.

– Да, – ответил Икс высоким детским голосом. – Вот я какой.

Томми не знал, сколько проспал, который сейчас час. Какое-то время Икс сидел, уперевшись руками в колени, и смотрел на него. Затем приподнялся на стуле и сказал:

– Неудобный стул.

– Это табуретка.

– Неудобная табуретка.

– Хочешь, принесу стул?

– Нет. Я скоро ухожу.

Томми уже неизвестно в который раз пожалел, что рядом нет Хагге. Из-за контраста между внешностью ветерана войны в камере пыток и дружелюбным и искренним тоном Икса было невозможно вычислить его настроение и цели. С другой стороны, как раз от этой встречи Томми хотел уберечь Хагге и Аниту.

Я скоро ухожу.

Значит, он хотя бы не собирается делать из Томми Сванте Форсберга. Может, он будет только говорить , пока Томми не возьмет в руки нож и не сядет в ванну с водой. Он сам удивился, задав вопрос, который явно не был самым важным в этой ситуации:

– Как тебя зовут?

– Не знаю. А это важно?

– Да нет. Просто обычно хочется знать имя собеседника.

– Наверное, у меня было имя. А потом его не стало.

– В кемпере?

– Да.

И вот они уже в темном сердце этой истории. В голосе у Икса не было сожаления, и Томми решил, что в жалости он не нуждается, поэтому спросил прямо:

– Что произошло? В кемпере?

– Они были злые. Очень злые. Было больно. Долго. И я сделал другое место. Чтобы туда уходить. Иногда.