Роберт Маккаммон - Жизнь мальчишки [litres]

Я бы предпочел сидеть к нему спиной и чтобы нас разделяло расстояние миль в пять.

Если допустить, что лицо этого человека когда-нибудь видело солнце, то с таким же успехом можно было утверждать, что Леди – моя бабушка. Его кожа была настолько бледной, что Луна по сравнению с ней казалась темной, как Дон Хо [29] Дон Хо (1930–2007) – гавайский певец. . Он выглядел еще не старым, по крайней мере моложе моего отца. Его красивые светлые волосы были зачесаны назад так, что оставался открытым высокий лоб, но виски уже тронула седина. Блондин был облачен в темный костюм, белую рубашку и галстук, которые знали куда лучшие времена, судя по заплаткам на плечах, обтрепанным обшлагам рубашки и коричневым пятнам на галстуке. Однако в облике блондина сквозила определенная элегантность: даже сидя, он производил впечатление человека с хорошими манерами, а в его взгляде можно было заметить некоторое высокомерие. Ботинки его были изношены. То, что я сначала принял за белые носки, оказалось голыми лодыжками. Глаза блондина вызывали у меня беспокойство – при свете свечей они мерцали багряным цветом.

Но по сравнению с третьим, совершенно чудовищным обитателем вагона, бледный блондин и усохший Ахмет казались Троем Донахью [30] Трой Донахью (1936–2001) – актер, идол подростков в конце 1950-х – начале 1960-х годов. и Юлом Бриннером [31] Юл Бриннер (1920–1985) – актер театра и кино. .

Третий человек стоял в дальнем углу. Его голова, поразительно напоминавшая формой лопату, подпирала потолок, а рост, по-видимому, превышал семь футов. Плечи казались широкими, как крылья самолетов с авиабазы Роббинс. Все его тело было громоздким и неуклюжим, так что возникало ощущение чего-то в корне неправильного. Его облачение составляли свободная коричневая куртка и серые брюки с заплатками на коленях. Штаны, похоже, насквозь промокли, а потом их высушили, не снимая, отчего они сели, став тесными. Размер башмаков великана потряс меня более всего: назвать их здоровенными было все равно что назвать атомную бомбу гранатой. Они скорее напоминали землеройные машины.

– Пливет, – прошамкал великан и, грохнув ботинками, направился ко мне. – Я Фланклин.

Он улыбался, но я от души пожелал, чтобы он этого больше не делал. По сравнению с его ухмылкой выражение лица мистера Сардоникуса [32] Мистер Сардоникус – киноперсонаж, чье лицо застыло в ужасной гримасе. можно было назвать лишь умиротворенно-печальным. Эта улыбка на самом деле была следствием страшного шрама, разрезавшего поперек неандертальский лоб великана. По-видимому, рана была зашита грубыми стежками каким-то косоглазым студентом-медиком, страдавшим к тому же хронической икотой. Широченное лицо великана выглядело сплющенным, блестящие черные волосы казались нарисованными на голове. В мерцании свечей возникало впечатление, что съеденная им недавно пища плохо усвоилась и теперь великан страдает несварением желудка. Лицо несчастного урода было нездорового сероватого оттенка. И – подумать только! – с обеих сторон его толстой, как у быка, шеи выступали наружу ржавые болты!

– Пить хоцешь? – спросил он, протягивая мне какую-то смятую флягу, казавшуюся в его лапище хрупкой морской раковиной.

– Нет, сэр. Спасибо, сэр. Мне не хочется пить.

– Глотни водицки, паленек. А то пеценье застлянет у тебя в глотке.

– Нет, сэр, все в порядке. – Я откашлялся, чтобы подтвердить свои слова. – Видите?

– Это холошо. Если все в полядке, это холошо.

Великан вернулся в свой угол, где снова застыл причудливой статуей.

– Франклин у нас весельчак, – объяснил мне Принси. – Зато Ахмет самый молчаливый.

– А вы? – спросил я.

– Можно сказать, что я честолюбив, – ответил мне иноземец. – А ты, молодой человек?

– Я очень испуган, – ответил я, слыша, как завывает ветер у меня за спиной.

Товарняк набрал ход, и мирно спящий Зефир остался где-то позади.

– Можешь присесть, если хочешь, – предложил мне Принси. – Здесь не очень чисто, но ведь никто не обещал тебе дворец, верно?

Я тоскливо оглянулся на дверь. Поезд уже мчался, наверно, со скоростью…

– …Не меньше шестидесяти миль в час, – предположил Принси. – Что-то около шестидесяти четырех, если точнее. Так мне кажется. Я хорошо чувствую ветер.

Я присел на мешки, выбрав местечко подальше от всех.

– Итак, Кори, – продолжал Принси, засовывая руки в карманы пальто, – не соблаговолишь ли поведать нам, куда ты держишь путь?

– Думаю, что я… Стоп, минутку. Разве я называл вам свое имя?