Андрей Болдин - Аваддон. Записки демона

– Ах, если бы мы встретились чуть раньше… – вздохнул я, сажая ее в такси.

– А в чем, собственно, проблема? – искренне удивилась она. – Ты меня даже не поцелуешь?

Она не понимала, почему наше дальнейшее общение невозможно. Об этом она написала мне «ВКонтакте» после того, как я направил ей прочувствованное послание, начертанное рукой пьяного и почти влюбленного человека. Моя скорая женитьба, по ее представлениям, препятствием быть не могла. Напротив, свадьба была, скорее, тем пикантным обстоятельством, которое делало бы нашу связь интереснее. Видимо, для нее роман с женатым мужчиной был особенно притягателен.

«Миллионы мужей изменяют женам. Миллионы женщин встречаются с женатыми мужчинами. Впрочем, как знаешь. Решай сам», – это были последние слова, которые она мне написала. Я не ответил.

На следующий день тяжкое пивное похмелье и предсвадебные заботы помогли справиться с чувством досады от упущенной возможности. Но укоряюще-соблазнительная улыбка жемчужно-кораллового рта то и дело вспыхивала у меня перед глазами. При мысли о том, что не я буду впиваться в этот рот, кусать эти губы, а делать всё это будет кто-то другой, мне хотелось рычать от досады.

Этот «кто-то другой» сидел с ней спустя полтора года за столиком в ресторане на Невском, где я оказался совершенно случайно – зашел воспользоваться туалетом. Он был довольно представителен: хорошие часы, галстук, аккуратная бородка. Иностранец? Я взглянул на себя в зеркало и неожиданно узнал, что год жизни с Ярославой превратил меня в настоящего увальня: ровная челка на лбу, вязаная кофта, нелепая рубашка с цветочками. Рядом с Мефистофелем я безнадежно проигрывал. Но Ядвига, по-видимому, думала иначе.

«Считай, что у тебя есть еще одна попытка», – написала она мне вечером.

В тот вечер я как раз выслушал новый плач Ярославы. Поводом послужил слишком длинный, как ей показалось, разговор по скайпу с Базилио. «У нас так мало времени, чтобы побыть вместе. А ты снова тратишь драгоценный вечер на…», – она не договорила, ее голос дрогнул. Я заперся в туалете, где зло и решительно написал Ядвиге: «Всё это время я думал о тебе».

Роковые слова, черт побери! После этих слов надо было действовать. Однако сама мысль об измене вызывала у меня не только страх, но и отвращение. Черт возьми, конечно, Ярослава невыносима. Ярослава – настоящее чудовище, если посмотреть на вещи пристально. Но ведь она любит меня. И вся эта тюрьма, в которую она превратила мою жизнь, это тоже – ее любовь. Разве я могу растоптать это чувство? Наплывы невыносимой жалости к ней мучили меня постоянно. Но враг рода человеческого не дремлет, он ловит момент.

Ядвига сама избавила меня от метаний. Однажды вечером, когда на работе уже никого не было, она появилась в моем кабинете. То есть в кабинете шефа, конечно, царствие ему небесное.

– Как ты сюда… И вообще, откуда ты знаешь, где я работаю? – опешил я.

– Догадалась.

Она подрабатывала в какой-то газете, у нее была парламентская аккредитация, дававшая возможность прохода в Мариинский дворец.

Ядвига извлекла из сумки бутылку абхазского вина.

– Год нашего знакомства. Надо отметить. Есть посуда?

Я нашел два пластиковых стаканчика. Мои руки дрожали, как у запойного. Вино оказалось терпким, как кровь. Она ходила по кабинету и разглядывала столы моих давно разъехавшихся коллег – помощников тогда еще живого и здорового депутата Лосяка, упокой, Господи, его душу.

– Наверное, скучная работа? – спросила, посмотрев на папки с бумагами.

К нашей встрече она подготовилась: короткая юбка, вырез на груди, босоножки. Довольно крупный бюст для такой миниатюрной девушки. Черт возьми, эта диспропорция меня всегда возбуждала! У нас в классе была девочка – сама субтильная, маленькая, личико ангельское, а грудь – большая, круглая, как будто пересаженная ей от какой-нибудь порнозвезды. «Вот это дойки!», – воскликнул главный красавец и жлоб нашего класса Коля Клейн, когда она впервые у нас появилась. Это мерзкое слово и вообще Клейновское жлобство так не вязалось с ее кукольным чистым личиком, с этими большими голубыми глазами… Но стоило перевести взгляд чуть ниже, как что-то нехорошее начинало шевелиться внутри.

Ядвига была из той же оперы, хотя на ее лице уже лежал отпечаток «порочности», как выражались когда-то. Она села на край моего рабочего стола, я же оставался сидеть в кресле. Её правая нога, сбросив босоножку, предприняла рискованное путешествие по моим брюкам.