Андрей Хорошавин - Четыре страшных повести. Сборник

Вернувшись домой, он допил водку, лёг на диван и забылся тяжёлым сном. Его разбудило чьё—то присутствие рядом. Он почувствовал щекой тепло и открыл глаза. Рядом лежала жена. Как всегда, прижавшись к его плечу, она дышала ему в щёку и тихо посапывала. Он смотрел на неё и не знал, верить или нет. Потом он отвёл взгляд и снова взглянул на место рядом с собой. Жена не исчезла.

– Люба. – Шевельнул он губами. – Ты же… Ты как здесь?

Жена молчала и только улыбнулась чему—то во сне. По его щеке пробежала слеза. Он больше не думал ни о чём. Как это произошло? Что это вообще? Он ощутил глыбу усталости на своих плечах. Пусть это сон, но хоть во сне, пусть не долго, они будут рядом.

– Любаша, милая моя. – Он потянулся к ней губами и закрыл глаза.

Послышался вздох. Его губы коснулись чего—то холодного. В нос ударил смрадный запах. Он открыл глаза и застыл от ужаса. На месте жены лежала она. Волдыри на её теле содраны и кровоточат. Волосы опалены. Ни бровей, ни ресниц. Она тянула к нему растрескавшиеся губы.

От омерзения он пришёл в себя.

– Пошла вон! – Закричал он. – Что тебе нужно?!

– Я теперь всегда буду с тобой, милый. Нам теперь никто не помешает. Только ты и я. Да? Хочешь, я стану ей. Я смогу.

Он смотрел на её смеющееся лицо, и страшная догадка червем шевельнулась в его мозгу.

– Так это всё ты? Это ты сделала?

– Да, милый. Я освободила тебя. Теперь ты мой. Мой! МО—О—ОЙ!!

Она шептала и тянулась к нему губами, но луч восходящего солнца упал на её выгоревший затылок, и она растворилась, вздыхая и постанывая.

Запищал будильник. Он вскочил и осмотрел постель. Простынь рядом с ним была примято, а на подушке жены осталось углубление, будто кто—то лежал на ней. Он сел и обхватил голову руками. Он бездумно шарил взглядом по комнате. «Она не остановится. Она не остановится, пока не получит того, чего хочет. Пока не доберётся до него. Пока не изведёт их всех. Что делать?». Перед глазами всплыло улыбающееся лицо сына. Ему послышались его слова: «Я укреплюсь в части и тебя к себе перетащу». «Серёжка!». Он остановил взгляд на стеллаже с книгами. Чёрный затёртый корешок библии бросился в глаза. Жена всё время читала её и пыталась вовлечь и его, но он всегда отказывался.

Он не стал мыться и завтракать, а наспех оделся и бросился к грузовику. Выбросив облако чёрного дыма, грузовик сорвался с места. Он гнал машину к церкви. Он колотил в дверь поповского дома, пока её не открыли изнутри. Рыжебородый, с длинными до плеч волосами поп открыл дверь, щурясь заспанными глазами, вышел и выслушал его.

– Грехи наши тяжкие. Идём человече. Что бы Христос простил тебя, нужно уверовать и покаяться. Тогда я, покорный его воле, смогу помочь в горе твоём. Изгнание нечистого – святая обязанность церкви.

Они вошли внутрь церкви. Раньше в этом здании располагался поселковый дом культуры. Теперь из храма культуры его превратили в храм веры, надстроив купол и навесив у входа колокола. Он рассказал попу всё. Тот выслушал и изрёк.

– Похоть – вот твой грех. Но Христос милосерден. Он прощает своих детей неразумных и верит в искупление. – После этого поп обрызгал его святой водой и троекратно перекрестил. – Я должен подготовиться. Завтра ты заедешь за мной в это же время и мы, с божьей помощью, изгоним нечистого из твоего дома.

Но ничего не вышло. Ночью поп сгорел вместе с домом. Его тело, обгоревшее до костей, увезли для проведения судмедэкспертизы. По посёлку понеслись слухи и сплетни. Говорили, что поп был ещё тот ухарь. И выпить любил. И прихожанок к себе водил. Даже случился скандал, с отцом одной молодой прихожанки.

Она хохотала всю ночь, пытаясь заглянуть в его глаза.

– Твой поп, был пьяницей и развратником, вот бог и наказал его.

Два оставшихся выходных он пил и лежал на диване, вглядываясь в потолок. Потом забывался в пьяном сне, а проснувшись, продолжал пить.

На работу он еле поднялся. Он долго стоял под душем. Стало легче. Намылив щёки, он взял в руки бритву, взглянул в зеркало и отшатнулся – его поверхность по диагонали пересекала трещина. Он бросился в большую комнату, в прихожую, в комнату дочери – везде на всех зеркалах то же самое.

На работу вышел с тяжёлой головой. Кое—как упросил медика допустить к работе. Снова маршрут. Снова он вёл автобус от остановки к остановке. Перед глазами стояла дорога, разметка, знаки да светофоры.

Так пошёл день за днём. Он забыл, когда в последний раз делал в квартире уборку. Всюду стоял затхлый, смешанный с табачным дымом запах. В углах повисли нити паутин. Пыль. Он перестал следить за собой. Брился иногда, не глаженная, неделями не стираная одежда, осунувшееся лицо. Что бы не расчёсываться, он обрил голову наголо. На работе все сторонились его. Степаныч каждое утро осматривал его с подозрением. Но он не замечал ничего, что происходило вокруг. Автобус, баранка, дорога, разбитая на участки остановками. Он плыл по течению. Он перестал обращать внимания даже на неё. Единственное, что радовало его – это редкие письма от сына. Прочитав, он складывал их в коробку, одно к одному, и через некоторое время перечитывать вновь и вновь.