Сергей Гилёв - Чужие письма

Таганка. 24.05.2017

На перроне станции «66 километр» Курского направления лежали ржавые листья. Их трепал ветер. Носил по станции. Туда-сюда. Туда-сюда. Было темно и безлюдно. Скорее, не темно, а мглисто. По-волшебному. Это когда поздняя октябрьская лень распадается в свете желтых фонарей, воздвигая из теней постаменты. В перламутровом сиянии лампочек на лавке из старых, мокрых реек сидел человек. Спиной к лесу. Подложил газету и сидел. В бежевом плаще, с котомкой, наполненной баклажанами и грибами. Сухая лисичка торчала одиноко из-под тряпочки, высунула шляпку. Человеком был Марк Вайнберг, старый советский еврей. Он и сидел на лавке.

Марк Вайнбрег курил папиросу и всё думал, закрыл ли он замок дачной двери. Схлопнулась ли скоба замка? Он до мельчайших подробностей пытался восстановить хронологию событий. Вот он берёт корзинку с грибами. Плавно шествует к двери. Гасит свет движением ладони. Колкая боль пронзает бедро. Ревматизм, с 1975 года неизменный сосед его костей. Нога переносится за порог, потом другая. Он поворачивается спиной к грядкам. На грядках пусто. Осень. Правой рукой он достаёт из кармана амбарный, тучный замок, продевает скобу в окружность петли, хлопает замок. Вот оно! Щелчок. Марк Вайнберг спокойно затягивается папиросой, выпуская в тёмную, колкую стужу белый столп дыма. Его лёгкие покалывает, он испытывает подобие краткосрочной феерии. Голова кружится. Это спелый осенний воздух пробрался в кровь. Спелый воздух и крепкий никотин.

Марк Вайнберг похоронил жену пять лет назад. Он и сейчас думал о ней. Года гнули своё. Они, словно рюкзак, провисли тяжким грузом, придавили спину, лямками дней сжали плечи. Сколько их было. Всяких. Детей отпустило время. Их лица в памяти Марка Вайнберга всё чаще всплывали лишь фотографиями с полок. Вот дочка Лиза улыбается, обнажая ряд белоснежных зубов. А вот внук Алёша, Алекс – уже дородный американец, мужчина с выступающим вперёд брюшком. А сына забрала война. К сожалению, так случилось. Так произошло. Что же делать? Его лицо, его скупое, худое лицо стояло у Марка Вайнберга перед глазами. Стояло, как живое, зорко глядело с могильной плиты, гордо и отстранённо, а по соседству примостилась звезда героя. Марк Вайнберг в очередной раз затянулся, крепко, как обычно. Жена умерла тихо. В кровати. Рано утром она просто не ответила на банальный, житейский вопрос: «Кофе или чай? Чай или кофе?». Марк Вайнберг произнёс это, а вопрос так и повис в воздухе. А когда Марк Вайнберг увидел бледное, осунувшееся плечо, то всё понял. Мали больше нет. Слёз не было. Была тяжёлая, гнетущая суета приезда скорой. А потом зелёный брезентовый мешок. Когда дверь закрыли, Марку Вайнбергу в уши хлынула тишина.

– Маля, – чуть дрогнувшим голосом произнёс Марк Вайнберг. Марк Вайнберг называл жену Маля. Это чуткое, уменьшительно-ласкательное он создал от слов «маленькая» и «Мария» – так звали жену Марка Вайнберга. Мали нет вот уже пять лет и двадцать шесть дней, как и той прежней жизни.

Марк Вайнберг вёз грибы и баклажаны на балкон своей квартиры в Москве. В свою трёхкомнатную квартиру на Вернадского. Давно он получил её, работая проектировщиком в НИИ. Книги, ватманы, работа. Порой Марку Вайнбергу хотелось закопаться в макулатуре с головой, во всех этих цифрах, проформах, делениях. Единственное, что отгораживало Марка Вайнберга от могильной плиты – его ватман. Старый друг ватман. Такой же старый еврей.

Электричка опаздывала. На часах дрогнуло десять. «Надо было раньше выходить», – корил себя Марк Вайнберг. Ругал себя. А лес за спиной ронял листья. Лес за спиной редко звенел глотками птиц. Лес за спиной стоял тёмный и бурый. Марк Вайнберг повернулся и поглядел на чёрную стену деревьев. Очень хотелось курить. Листья под ногами сворами носились, недовольно шурша. Марк Вайнберг поджал ноги, чтобы листья спокойно пролетели мимо. Новая сигарета доставила ещё больше удовольствия.

Раздался гудок поезда. Дальний свет фары достиг глаз Марка Вайнберга, на секунду ослепив его взор.

– Наконец-то, – буркнул Марк Вайнберг. – Долго-долго, как долго, – зябко поёжившись, он взял корзинку и шагнул в открывшиеся двери. В салоне было жарко. Тепло забралось под плащ, успокоило. Марк Вайнберг расстегнул верхнюю пуговицу. Он сел на лавку и почувствовал ягодицами яростное подрагивание мотора. Поезд тронулся. Голос объявил название следующей станции. Голос перенёс Марка Вайнберга в 1957 год. Он вспомнил голос своей бабушки. Сон сморил веки Марка Вайнберга. Покрывало сна укрыло Марка Вайнберга.