— И пока Вовка, Елизарову службу неся, подкидывал в топку и ворочал в ней кочергой…
— Кочерга есть искусственный символ похоти, изогнутый на конце. В пекле шуруют ей.
— …за стеной в зуде телесном разворачивался внеслужебный сюжет. В тесной душевой кабинке, словно дешевая тайская девушка…
— Нет, в раздевалке лавка была.
— Вступала она с ним в плотские игры, отдавалась его лобзаньям, а Елизарый своей распаленной плотью попирал ее плоть.
— Как же звали ее?
— Аллочка. И не успел, выходя, Елизарый закрыть за собой дверь, как в тесную душевую кабинку…
— Говорю: там была скамейка…
— Как к ней на эту скамейку Юрка проник.
— Юрки — они юркие…
— И уж что только с ней сей изощренный деятель не вытворял, куда только уд свой не закидывал, доходя до последней степени озорства.
— Пока Вовка…
— Вовка не был насильником в глубине души, и стал добиваться от нее внутреннего согласия, а не так просто — мол, на и всё. Ну и добиваясь, конечно, избил.
— Вовки — они ловкие…
— Поимели ее эти поимщики и выгнали вон.
— Милую, голую — на мороз.
— Хоть и просила их: пожалейте, пожалуйста.
— В дверь стуча, крича не по-девичьи.
— А потом исчезла она.
— Исчезла? — Павел слушал внимательно, в то же время пытаясь дрожь в колене унять.
— Не вполне, тело нашли. Но души в этом теле не было. Совсем отошла душа. И открылся ее слезами Сезам.
— В этой кочегарке дело было? — вновь спросил Павел.
— В этой, в этой… — сказал Сережечка.
— Ты и в прошлом году так говорил, — упрекнул Данилов. — Хотя та кочегарка совсем другая была.
— Ну, ошибся разок.
— Я же их всех, кроме участкового, лично знал, — волновался Павел. — Выпивали… Вместе работали.
— Да ты садись, — сказал Данилов. — Стоит, как восклицательный знак в конце предложения. Есть еще времечко до конца.
— Он еще с вопросительным не знаком, — сказал Сережечка.
— Да. Мы тебе еще предложения не делали, а ты уже вскочил. Да и не трясись ты так. Мы из бюро расследований. По расстрелам у нас другое бюро.
Колено вдруг перестало трястись, вместо этого Павел почувствовал в ногах слабость. Он сел.
— Так вы это… Вы эти… — бормотал он.
— Мы этот случай расследовали. Причем Юрка отрицал не только вину, но и дееспособность. Мол, мой только пиджак был под ней.
— Пиджак же был не его, — сказал Сережечка, изображая конфиденциальность. — Скажу вам больше: мы выяснили, чей это был пиджак.
— Так вы следователи? А то осветитель, артист, — почему-то обрадовался Павел, хотя милиции никогда особо рад не бывал. Но оказалось, что они не из милиции.
— Точно. Следователи. ФБР. Фигуральное бюро расследований. — Данилов вынул и помахал перед безносым лицом визитной карточкой — той самой, с черепом, которую у Сережечки взял. — И эту темную тему мы проясним. Был ведь еще и четвертый фигурант.
— И адвокаты, и прокуроры. Полномочные представители в мире ином, — сказал Сережечка. — Мы и вам выражали свое недовольство. Но видимо наше недовольство до вас не дошло.
— А судьи кто?
— И судьи мы. Эх, брат… Виновные не могут быть судьями, невинные не хотят. Да и как может невинный быть судьею виновному? Это как если бы дурак умного по себе судил. Но в основном мы, конечно, по адвокатской части. Сутяги. Хочешь, будем представлять и твои интересы в мире ином? — предложил Данилов.
— Да какие ж там интересы? Не интересно мне там.
— Что ж, так и запишем: отказался от адвокатов и презумпции. Люди склонные к раскаянию, часто отказываются. Желаем, мол, пострадать.
— Да и мира, иного этому, нет.
— Это всего лишь гипотеза, в которую тебе самому верить не хочется. Всякий предпочтет относительное нечто абсолютному ничто. Да и факты не укладываются в прокрустово ложе этой гипотезы. Приходится кое-что подрубать, кое-что подтягивать. Селенитов тех же…
При упоминании селенитов Павел опять вздрогнул.
— Понимает уже понемножку, — обрадовано отметил Сережечка, как будто приятнейшей для себя целью считал Павла в реальности мира иного убедить. — Вы излишне теоретизируете действительность. На самом деле она проще. Тот свет есть. И устроен просто. Всё почти так же, как здесь. Даже свое маленькое отделение милиции есть. Сами вот удивитесь, когда очутитесь.
— В мире ином, брат, есть такие места… — сказал Данилов мечтательно. — Где можно заказать себе музыку, ужин, женщину, летний вечер, дождь… Их трубы дышат чистым кислородом, а не угольным перегаром, как здесь. Тут воздух горек.
Читать дальше