Данилов, выражая восхищение и восторг, ткнул Павла в бок локтем.
— Ну?! Видел?! — давясь от смеха, он то тыкал пальцем в черного предводителя, то локтем — в ребро — Павла. — Ну-ка исполни нам что-нибудь афроамериканское. Язык отнялся? Он стал бить ладонь о ладонь и прищелкивать пальцами, имитируя ритмичный рэпповый фон. — Эдик-педик… Децыл-бецыл… — приговаривал он.
— Ай вонна би ё мен… — неуверенно произнес начало речитатива Эдик на афроамериканском английском, поводя плечами и бедрами перед Даниловым и тыча в него попеременно руками, начав с правой из них.
Прочие, не охваченные ворожбой, так и замерли.
Сережечка — щелкнул, дунул — пыль взвилась, молодежь попятилась. Так, пятясь и подтанцовывая, прошли в проходе меж котлами и стеной и вывалилась из котельной.
— Вот смена растет… Никакого понятия. А если тебе надобно по нужде, то ты валяй, выскакивай, — сказал Данилов Павлу, который, не успев успокоиться, прерывисто перевел дух. — Покуда мы тут, тебя никто не тронет. Тебе, кроме нас, опасаться некого.
— Кстати, насчет ваших понятий: этот, крысиный, за котел по малой ходил, — наябедничал Павел.
— Вот-вот… Никакого понятия, — повторил Данилов. — А понятия таковы, что если кто нас полюбит — мы тому зла не чиним.
Полюбить — такого обещания Павел дать им не мог, но за избавление от арматурщиков был благодарен.
— Я вам жизнью обязан, — обратился Павел к Сережечке.
— Не стоит, — сказал тот, даже не обернувшись. — Это такие пустяки, ваша жизнь.
— Ну, не скажи…
— Потому что никто, кроме нас, не имеет права вас наказать.
Зазвонил телефон. Но не так требовательно, как если бы Ятин или рассерженный потребитель звонил, а ласково, обволакивающе нежно, эротично почти. Данилов, опередив Павла, схватил трубку.
— Котельная, — сказал он. — А у вас хотельная? Ну-ну, хоти. Секс по телефону, — сказал он Павлу. — Будешь? — Павел мотнул головой. — Нет, по телефону я не могу. Не может и он. И вам того же. И вас туда же.
— Рэппер… Я про этот прикол… Может, научишь? — попросил Павел Сережечку.
Эти пришельцы нынче здесь, завтра их нет. Кто заступится, если эти или другие арматурщики снова придут? А они придут. По опыту работы в котельных Павел знал, что посетители бывают постоянно. И не всегда есть возможность им воспрепятствовать или выпроводить. А этот — в два счета. Тёртый видать актер.
— Это еще не прикол, — сказал Сережечка. — Это приквел к нему. А специально нельзя научиться, это либо есть, либо нет. Либо быть не может в природе вообще.
— Если позволяют законы природы, отчего же не быть?
— Вот! Он опять про закон! — вскричал Данилов. — Ему про понятия — он про закон!
— На страже законов природы — здравый смысл, — сказал Павел и сам порадовался тому, как веско у него получилось.
— Если эти законы вступают в противоречия с понятиями, то никакой здравый смысл на страже не устоит, — возразил Данилов. — Например, справедливость не входит в перечень законов природы. Закон сохранения справедливости — про такое никто и не слыхал. Но тем не менее справедливость в понятиях существует, и в ближайшее время мы впрямую займемся ей. И здравый смысл нам в этом будет только мешать. Так что я отменяю стражу. Расформировываю комендантский взвод.
— Так чем вы обидели их? — спросил Сережечка.
— Да вы ж сами слышали. — Павел был рад отвлечься от непонятной темы. — Вы ведь в насосной прятались.
— Мы?! — искренне удивился артист.
Данилов же закурил. Попыхивал сигаретой он неумело, как начинающий — или отсутствие носа мешало ему затянуться всерьез — он дважды разражался кашлем, пока Павел вкратце пересказывал предыдущий инцидент с арматурщиками.
— Опасная у вас, кочегаров, работа, — сказал он, все это выслушав. — Никогда не знаешь, когда помрешь. И сколько еще угольку, сколько жизненных ощущений отпущено. Настигнет из-за угла — нежданно, некаянно. Были в прошлом году жертвы среди кочегаров. Да и в этом сезоне уже две. Пропадает национальная гордость ни за что ни про что.
— Да вот на этой самой котельной хотя бы, — подхватил тему Сережечка. — Обварился дневальный горячим паром средь бела дня.
— Кто? — удивился Павел, ибо об этом случае впервые слышал от них.
— Да этот самый… Елизарый… — сказал Сережечка. — Вместо которого вы.
— Елизаров? Это Петька-то?
— Вот-вот. Безвременно и безмерно мертв. Знали его?
— Знал… Нет, не знал… Вернее знал, но не знал, что он здесь… Что тем более мертв… не знал.
Читать дальше