Грим - Котельная номер семь [СИ]

Селениты! Откуда узнал? С селенитами Павел очень даже близко знаком бывал. Когда до последней точки допивался.

— А причем тут селениты вообще? — спросил он, вновь начиная холодеть с ног.

— Видите ли, чувство есть посредник между объектом и разумом. Из-за чувства отвращения многие не видят их.

— Да, но… — хотел возразить Павел, но замолчал. Он собирался сказать, что никогда ничего, кроме отвращения к селенитам не испытывал. От него не укрылось также, что Сережечка передергивает, объединив в слове чувства два различных понятия: чувство-восприятие и чувство-страсть.

— Да может оно и ничего, — вмешался безносый. — Может на этот раз и пронесет. Что бы судьба ни сулила, что бы приметы ни значили, однако верить им на все сто процентов нельзя. Бывает, что и проносит.

— А может это вовсе и не она, — предположил Сережечка. — Ночью все девки серы. Волос длинный, распущенный?

— Волос длинный, а жизнь короткая, — вздохнул Данилов. — Может, приснилось тебе?

— Сны, бывает, сбываются, — сказал Сережечка. — А если и не сбываются, то все равно с толку собьют.

— Сон — это короткое замыкание между живыми и мертвыми, — добавил Данилов. — Глюк же есть нечто совсем другое. Явление нежелательное, но поправимое.

— Чем же теперь поправить его? И что это за баба все-таки? — спросил Павел.

— Эта баба в свое время пострадала от них, — сообщил Данилов. — Надругались над ней эти молодцы и из котельной выбросили. Она и замерзла. Потому что была голая.

— И милиционер? Надругивался?

— Нет. Только ругался и всё. Этот мент… как его, черт…

— Участковый… — подсказал Сережечка.

— Вот-вот… Проявил участие: ее подобрал и к себе в участок повез. Только она, в машине его отогревшись, тут же описалась. Сделала лужицу, контуром близкую к Каспию. А он только коврики новые постелил. К тому же побили его в Дербенте три года назад. Ну, он ее опять из машины и выбросил. На соседнем участке. В разгар полноценной русской зимы.

— Когда это было?

— Да уж года три тому. На рождество.

— Не похоже на них, — сказал Павел. — Не могли они женщину — на мороз.

— Ну, похоже — не похоже… Вот Сережечка — святой да и только. Но минутами и на него находит.

— Такая вот рождественская история… — вздохнул Сережечка.

— Избили и изнасиловали заодно.

— А она ведь с наилучшими намерениями к ним. Насурьмила брови, наложила круги румян…

— Не женщина, а тайна Господня.

— Кофту надела новую…

— Встречают-то по одежке, а уж провожают — без.

— Хотела скрасить им вечер своим женским присутствием. Одарить собой это общество. Сделать собой событие. Чтоб это событие, случившись, стало судьбоносным для них.

— Оно и стало, только совсем уж не с той стороны.

— Дело-то ведь было под самое рождество.

— Такая вот рождественская история, — теперь вздохнул этой фразой Данилов.

— Она к тому времени уже была сирота. Никто не научил ее избегать романтически настроенных пьяных мужчин.

— Хотя любой девушке в ее возрасте ясно: береги честь спереди.

— Ей бы, конечно, удвоить девичью бдительность, а она — наложив на лицо глянец, накрасившись для красы, в глазах — соблазн…

— Да жениха выискивала, — перебил артиста с досадой Данилов. — Им ведь вынь и положь положительного мужика. А положительные у нас где? В кочегарках сосредоточены.

— Известно, женщины. Им бы всего побольше и почаще.

— Вот они и вынюхивают там женихов, присматриваясь к привлекательным. Отдыхая от бездуховности.

— Конечно, встреть она этих негодяев в другой обстановке, то разобралась бы, кто есть кто.

— Но в другой обстановке эти негодяи не водятся.

— Елизарый ей наиболее симпатичен был… Красиво ухаживал, убаюкивал байками. Она и раньше отдавалась ему — доверчиво и простодушно. Ты хочешь что-то сказать, брат?

— Я плакать хочу.

— Елизарый же был склонен к насилию. Я вам цитировал про фашизм.

— Подоспела она как раз к тому времени, когда кавалеры выпивают и выбирают дам.

— Ну и выпила с ними для храбрости.

— Юрка, тот первый к ней воспылал. Пытался обманом ее обнять. Давал знать о своей страсти специальными сексуальными символами.

— Она же сделала вид, что не понимает его. И только смотрит большими-большими глазами.

— Эти любители чужого и запретного настырны весьма.

— А когда Елизарый провожал ее в душевую кабинку, чтобы самому там остаться с ней, Юрка и к нему обращался с жестами: мол, помочь?

— А Елизарый за ее спиной ответным жестом ему: мол, все в порядке, не рыпайся. Женщина, мол, некрупная, справлюсь сам.