— Сережечка!
— Аюшки!
— А не закусить ли нам древнегреческим?
— Да пошел ты!
— Да пожалуйста!
И про бабу этим артистам известно. Оказывается, она не только ко мне… Хорошо: Вовка, Юрка и Елизаров могли кому-нибудь поведать о ней незадолго до того, как их участь постигла. Но он-то, Борисов Павел Игнатьевич, никому про это не говорил. Не успел. Не посмел даже, опасаясь что примут за незалеченное последствие «белочки». Елизаров… Нет, невозможно при всем усилии с его стороны превратить воду в пар на этих котлах.
— Сережечка!
— Чегошеньки?
— Изобрази третий акт, явление первое!
— Тута вас додж дожидается!
— Виртуоз! До смерти забил бы аплодисментами!
Следователи. Адвокатура. Легкомысленные чересчур. Как бы их отсюда учтиво выпроводить?
— Сережечка!
— Ась?
— А что ты думаешь о телевидении?
— Бред. Я бы, ей богу, в жаб превратил всех телезрителей. В зеленых, с глазами-линзами. Или высечь велел бы этих потребителей электричества. И может, велю.
— Бред бывает систематический и бессистемный. Так телевидение — систематический или бессистемный бред?
— Это смотря по тому, что принять за субъект. Вернее, кого. Если субъект по ту сторону — то систематический. А если по эту — то бессистемный, — сказал Сережечка, пытаясь запустить неработающий ламповый телевизор. — Это как явление той бабы нашим покойным клиентам. Является она им систематически. А воспринимается вроде как бессистемно. Сегодня есть, а завтра ее нет и не будет. А будет кто-нибудь другой вместо нее. Мы, например.
Задней панели на этом телевизоре не было, и Павел был уверен, что когда заглядывал туда, то не хватало и кое-каких ламп. Тем не менее, экран вспыхнул, и по прошествии необходимого для прогрева времени, выдал кое-какое изображение. Звука пока что не было, а действие представляло собой фрагмент какого-то фильма, мистического, по всей видимости, ибо что-то клыкастое возникло на весь экран, выставив впереди себя когтистые пальцы — так сквозь стекло смотрят — словно пыталось заглянуть в бытовку через экран. Иллюзия была полная, и Павел невольно поежился, словно этот некто его искал, а не найдя, от экрана отпрянул.
Сережечка захлопал в ладоши, радуясь на собственное мастерство телемеханика. Данилов одобрительно крутанул хвостом. Ч-черт… Павел перемигнул, руками в угольной пыли протер глаза — хвостом! Безносый сидел к Павлу лицом, но то что высовывалось из-за его спины, из-под полы полушубка, был, несомненно, живой, энергичный, черный, как шланг, и безволосый хвост.
— Кобчик спрячь, — сказал Сережечка, видя изумление чумазого, замороченного до обморочности кочегара, таращившегося на них в открытую дверь.
— Хвост? Это поправимо.
Безносый сунул руку за спину, потянул, дернул, дернул еще и бросил на пол то, что оказалось в конце концов брючным ремнем.
Ч…черт… Неужели опять накатывает? Не надо бы больше поминать чертей. Павел перевел дух и вновь принялся за лопату.
Мысли все время возвращались к предыдущей теме, но думать хоть какое-то время связно и систематически он не мог, отвлекаясь то и дело. Кочегары, конечно, если пьяные, могли всего натворить. Но все ж не такое. Выгнать, голую, на мороз. А я и вовсе тут ни при чем — зачем она мне является?
На телеэкране мелькал все тот же фильм — с обилием спецэффектов и голых тел.
Он вспомнил, что двери после арматурщиков остались не заперты. Кто угодно непрошено может опять нагрянуть, забрести на огонек. Хотя лампочка над дверью горела столь тускло, что едва освещала себя, в отличие от той, что слепила глаза в бытовке. Но все же могла привлечь внимание нежеланных гостей.
Он выглянул на улицу: темно, благополуночно. Ни фонаря, ни звука. Ветер улегся. Окна давно погашены. Во все стороны простирался сплошной мрак. Лишь на востоке светился край облака, выдавая прятавшуюся за ним луну. Он запер дверь на все три щеколды.
— Где-то наш кочегар запропастился?
— Отбежал и обиделся. Зря ты накричал на него.
Он вернулся и приступил ко второму котлу.
Этот котел был дальше от дверей бытовки, но все, что в ней происходило, было и отсюда видно. Виден был и телеэкран, на котором изображения менялись согласно капризам зрителей. Пульта управления не было, да и не предусмотрен был к этим телевизорам пульт, но Сережечка ухитрялся менять каналы на расстоянии, не подходя к ручкам настройки. Выставив в сторону телевизора ладонь лодочкой, он делал вид, что нажимает на ней невидимые кнопочки, и телевизор послушно реагировал, отзывался сменой телепрограмм. Павел отметил, что изображение сделалось четче, стали даже проявляться цвета, что было уж совсем удивительно, ибо телевизор не был приспособлен для передачи цветов.
Читать дальше